Кошмар в Нью-Йорке
Шрифт:
— Можно предположить, ты вдруг ударился в мистику.
— Нет, просто я начал думать. Ты ведь и сам знаешь, что из Организации можно уйти только ногами вперед, а мне, представь себе, хочется сделать это на своих двоих.
Он выронил один из громадных чемоданов, повернулся к Маку и посмотрел ему прямо в глаза:
— Даже тебя я больше не боюсь. Если приспичило шлепнуть меня — давай. У меня больше нет иллюзий.
— Сэм, я приехал совсем не для того.
— А для чего?
Болан пожал плечами:
— Чтобы поговорить с тобой.
— Тогда извини, но я очень занят — мне пора ехать. По правде говоря, мы уже час назад должны были отсюда смыться. А нам еще нужно заехать
— Не обращай на меня внимания, Сэм. Заканчивай свое дело.
Чианти опять взялся за чемодан, и Болан принялся ему помогать. Сэм с удивлением посмотрел на него и сказал:
— Спасибо.
Помолчав минутку, он добавил:
— Ты тут меня спросил, не начал ли я верить в Бога? Так вот, в церкви я был всего два раза в жизни. Правда, Тереза объяснила мне: не важно, как ты начал жизнь, важно, как ты ее заканчиваешь. Слушай, Болан, я ведь уже давно не тот, кем был тридцать лет назад, когда шлялся по улицам, совсем не тот. Сам знаешь — человек растет, стареет. И тебе известно, что с тех пор, как я встретил Терезу, я сам никого не убивал. Даже не знаю, смогу ли я теперь кого-нибудь убить. Кто-то скажет, что это признак трусости, но я думаю, такое душевное состояние приходит с возрастом, когда начинаешь задумываться о жизни. Ты сам это понимаешь. Мальчишка ни о чем таком не размышляет, но если ему повезет и он доживет до зрелых лет, то потом сам во всем разберется. И кроме того... знаешь, Тереза сделала из меня человека, и ей я обязан всем.
— Да, я тебя понимаю, — пробормотал Болан.
— Так вот, я работал с Организацией, и это естественно. Иначе и быть не могло. Правда, сам я мокрыми делами уже не занимался. Я насиживал себе геморрой в собственном кабинете и поручал грязную работу другим. Сам понимаешь, имя в контракте ничего не значит, да и сделать для такого человека вряд ли что возможно. А жить нужно. К таким вещам привыкаешь и даже начинаешь считать себя порядочным членом общества, честно зарабатывающим на хлеб. Но однажды, Болан, что-то происходит, и ты начинаешь думать.
— Так бывает, — согласно кивнул Мак.
— Еще как бывает! Так вот, я начал думать, едва ты приехал в Нью-Йорк. А вчера ты пришел сюда... Я, как осужденный на электрический стул, увидел перед собой всю свою жизнь, и — прости, Господи, — мне даже выть захотелось. Самое страшное, что теперь уже поздно что-либо менять, слишком поздно. А ты сказал мне, чтобы я шел пить кофе и как следует подумал о жизни. Хороша шуточка: это мне, который и так перебрал всю свою жизнь от начала до конца и все уже обдумал!.. Тереза, дети... И тогда я сказал себе: Сэм, ты вел себя, как скот, ведь ты плевал на тех, кто тебя действительно любит... В общем, надеюсь, ты меня понимаешь.
— Прекрасно понимаю, — снова кивнул головой Болан.
Они погрузили весь багаж, и Сэм снова внимательно посмотрел в глаза Мака. Тот помолчал немного и спросил:
— Сэм, где можно найти Фредди Гамбеллу?
Чианти зябко потер руки, тяжело вздохнул и произнес:
— Мы дружим почти тридцать лет. Конечно, он всегда был моим боссом, и тут двух мнений быть не может... Но мы дружили. Он крестный моих детей. Когда жена рожала первого ребенка, он пробыл со мной всю ночь в клинике. Терезе было плохо, и Фредди тогда поддержал меня.
— Извини, Сэм, но ты не ответил на мой вопрос.
— Подожди минутку! Я тебе все скажу. Я же тебе рассказываю о нашей жизни. Мы ездили вместе отдыхать, вчетвером, а иногда Мария требовала, чтобы мы брали с собой детей. Своих у нее никогда не было, и она уверяла, что мои дети — это и ее дети. Я хочу, чтобы ты понял, какой была наша дружба.
Болан понимающе кивнул и протянул Сэму записную книжку.
— У него четыре адреса, а мне нужен один — настоящий!
— Я тебе его дам, — сказал Чианти, раскрывая книжку.
Он с трудом написал большими печатными буквами адрес, а потом, вздохнув, отдал книжку Маку.
— Есть еще одна вещь, которую ты должен знать. Я обязан сказать тебе об этом. Вчера вечером Фредди нашел «индюка».
На щеке Болана сразу же задрожала крохотная мышца. По спине пробежали мурашки, и Мак обеспокоенно спросил:
— Кто этот «индюк», Сэм?
Чианти в ответ только покачал головой:
— Не знаю, я об этом не спрашивал, мне и выяснять-то не хотелось. Просто несколько часов назад мне позвонил один тип, сказал, что на консервном заводе есть «индюк», и спросил, не хочу ли я приехать. Я ответил: нет. И бросил трубку. Вот почему я удивился, когда увидел тебя. Ведь я был уверен, что это тебя они, в конце концов, нашли.
— Где этот консервный завод? — быстро спросил Болан.
Теперь он догадался, почему его терзали те же предчувствия, как когда-то в Чан-Дуке.
— Сейчас туда ехать слишком поздно. Это случилось несколько часов назад. Уже тогда «индюк» был несвежий.
— Где этот завод? — угрожающе прорычал Болан.
Чианти снова вздохнул, взял книжку и вписал еще один адрес. Возвращая книжку Маку, он невольно вздрогнул, потому что лицо Болана помертвело и превратилось в маску смерти. Сэму даже показалось, что в глазах у Болана он видит ряды могил, и уже начал подумывать, не слишком ли много ему рассказал.
— Подожди, Болан. Если ты хочешь убрать Фредди, то заворачивай в ворота на 115-й улице. Доехав до решетки, останови машину так, чтобы передние колеса оказались на металлической полосе, а потом быстро просигналь фарами три раза. Решетка откроется автоматически, и по дорожке ты попадешь на автостоянку. Но, ради Бога, будь осторожен! У него во дворце огромная охрана.
Болан сухо кивнул:
— Спасибо, Сэм. Счастливо тебе добраться до Вашингтона.
Мак, не мешкая, побежал к микроавтобусу. Кровь стыла у него в жилах, и он беспрестанно молил какого-то абстрактного Бога о помощи, о снисхождении, слепо уповая на то, что все происходящее с ним не реальность, а кошмарный сон, дьявольское наваждение. Но больше всего Болан страшился взять на душу очередной грех: послужить причиной гибели еще одной невинной души.
Болан остановил «фольксваген» рядом с дверью, на которой было написано «Проходная», и перебрался назад, чтобы вооружиться. Начал он с автомата, настоящего чуда техники, из которого можно было стрелять разрывными пулями 25-го калибра. Автомат он повесил на шею, рассовал по карманам куртки несколько запасных магазинов и надел наплечные ремни с двумя прикрепленными к ним гранатами; довершил экипировку армейский «кольт» 45-го калибра.