Кошмариус и его непридуманные истории
Шрифт:
Этот причудливый городской ансамбль постоянно даёт концерты то тут, то там. Они обязательно аккомпанируют на площади во время праздников и фестивалей, выступают в некоторых барах и нередко присутствуют на похоронах. Исполняемые ими мелодии, хотя и бывают весьма ритмичными, всё же непременно отдают чем-то загробным. Правда, в Кошмариусе наиболее естественной является именно такая музыка. А стихи песен, которые сочиняет Смитти, вполне могли бы украшать надгробные камни на Великом Погосте – настолько они наполнены трагизмом и замогильной лирикой.
Впрочем, Три с половиной музыканта не часто балуют слушателей новыми произведениями.
Завидев музыкантов, Саймон после некоторых раздумий решил попытать счастья в очередной раз (он уже сбился со счёта, к скольким прохожим подходил сегодня с одним и тем же вопросом, но вразумительного ответа так и не получил). Прежде альраун не встречался с ними, но кое-что слышал об ансамбле от посетителей господина Кадавруса. И конечно, когда он сидел на крыше или у окна в доме прозектора, до него часто доносились звуки их траурно-танцевальных мелодий с соседних улиц или с Кривофонтанной площади. Три с половиной музыканта и подавно не подозревали, что Саймон вообще существует на свете, так как в доме господина Кадавруса им бывать не приходилось.
– Кхм, – прокашлялся альраун, пытаясь привлечь к себе внимание. Однако реакции никакой не последовало.
Да и как могло быть иначе? Всем известно, что музыканты – люди творческие. С тонкой душевной организацией или без всякой организации вовсе. Творческий человек забывает обо всём на свете, когда занимается любимым делом. Музыканты Кошмариуса не были исключением. Корпс крутил колки, поочерёдно дёргая за три толстые, похожие на длиннющих могильных червей струны на своём гробобасе. С гроба, который служил инструменту корпусом, всё время сыпалась земля. Откуда она бралась в таком количестве, никому не известно, но после каждого концерта Корпсу приходилось изрядно поработать метлой (он постоянно носил её с собой). Струны гробобаса звучали низко, как им и положено, но Корпсу всё равно что-то не нравилось, и он бормотал себе под нос какие-то ругательства.
Мертвельски уже расставил вокруг себя самопальные барабаны, тарелки, звенелки и какие-то грязные котелки с кастрюльками и, вооружившись двумя длинными вороньими косточками, заточенными с одного конца, начал в хаотичном порядке стучать ими по всему, что было.
Грэйвс тоже настроил свой чудной инструмент и сейчас о чём-то беседовал со Смитти. Саймон решил подойти именно к ним двоим.
– Э, привет, ребята! – не очень уверенно поздоровался он с музыкантами.
Грэйвс повернулся к нему, а Смитти разодрал опухшие глаза (результат длительных бессонных
– Здорово, приятель! – поприветствовал альрауна вдохновитель ансамбля, а Грэйвс просто кивнул. – Тебе чего? Хочешь к нам в группу? На чём играешь? Нам нужен скрипач. Хотим порадовать кошмаритян мелодичной сюитой!
Саймон, конечно же, не играл на скрипке, да и, надо сказать, лишь в общих чертах представлял себе, как она выглядит, а слова вроде «сюита» ему были и вовсе незнакомы. Поэтому он решил сразу перейти к делу, чтобы не попасть впросак и не вовлечься в какой-нибудь ненужный разговор.
– Я, собственно, не по этому поводу. Я совесть ищу. Вы не знаете, где она может прятаться?
Глупый Саймон не отдавал себе отчёта, как его вопрос звучит со стороны. Он действительно верил, что совесть – это некое существо или, на худой конец, вещица.
Грэйвс и Смитти переглянулись. Тут уже к ним подошли и двое других участника ансамбля.
– Парень, ты что употребляешь? – осведомился Мертвельски.
– Да ничего особенного. Ну, выпиваю иногда, – признался Саймон и понял, что в ненужный разговор он всё-таки вляпался. – Но какое это имеет значение?
– Вчера пил? – спросил Корпс.
– Пил.
– Много?
– Много…
– Похмелялся?
– Нет.
– Тогда давай сходим в паб, возьмём тебе эля.
Саймон прикинул, что идея хмурого гробобасиста не лишена привлекательности, но всё же решил отказаться, на что Корпс, смерив его недоверчивым взглядом, сказал:
– Молодой ещё. Глупый. Вот печень посадишь, будешь тогда на бульоне сидеть с сухарями, – и снова направился к своему жутковатому инструменту.
Другие музыканты тоже, видимо, не очень хотели тратить время на альрауна с его глупостями, и Саймон это мгновенно почувствовал. Поэтому он жалобно повторил:
– Пожалуйста, скажите, если знаете, где можно найти совесть? Не бросайте в беде!
Смитти, Грэйвс и Мертвельски, очевидно, сочли Саймона немного не в своём уме, но, так как музыканты народ весёлый, решили ему подыграть.
– Свою я нашёл однажды на Великом Погосте, – начал плести небылицу Мертвельски, и Смитти с Грэйвсом закатили глаза, показывая, что сыты по горло его россказнями. Саймон, напротив, принялся внимательно слушать, отчего его неровные и погрызенные уши немного подались вперёд. Он не знал, что Мертвельски большой любитель придумывать всякие дурацкие истории, большинство из которых, скорее всего, были плодом его воображения и не случались никогда.
– Дали мы в ту пору концерт на Кривофонтанной, а после разошлись отдохнуть кто куда на несколько дней. Ну Грэйвс, понятное дело, поехал навестить свою мадемуазель. Правда, Грэйвс? – и он игриво пихнул плечом засмущавшегося товарища. – Смитти, как обычно, укатился чёрт знает куда, а Корпс заперся у себя в коморке. Что до меня, то я пошёл в таверну к старине Джо.
Саймон слушал и запоминал, так как полагал, что это поможет ему в его поисках, а Мертвельски продолжал распинаться:
– Ну, сразу после концерта я выпил-то немного. Литра три эля, наверное. Может, ещё несколько шотов. Потом снял комнатку в подвале и продрых до следующего вечера. Тут в таверне затеяли разыграть партию в «Дюжины» – карточную игру, правила которой я немного знал (Драуг иногда играл в нее с Агриппиной). Ну и я как человек азартный и рисковый присоединился.