Кошмарный робот
Шрифт:
– Я смотрел на кончик первого пальца правой руки. И вот, когда кровь стала более отчетливой, я сменил предметное стекло микроскопа на более сильное, и с его помощью в поле зрения попал один участок минутного сосуда. Достаточно было одного взгляда, чтобы убедиться в полной исправности аппарата. Вот наружные стенки вены, а внутри, как монеты в желобке, лежат похожие на диски тельца, но не такие, какими я их часто видел, медленно двигающиеся по своему пути, а остановившиеся, застывшие на своих местах, неподвижные, как неподвижен механизм, когда двигатель заглох.
– Я внимательно присмотрелся
Кажется, я ахнул, потому что он быстро сделал карандашный набросок:
– Именно так они и были расположены, – сказал он.
Я не выглядел прозревшим, так как не увидел ничего странного.
– Вы знаете, что это такое? – спросил он, возбужденно наклонившись вперед. – Это буквы Л и A азбуки Морзе, вместе они образуют сокращение имени Лапхем, которое мы всегда использовали для его обозначения, когда нам доводилось передавать его имя по проводам". Сэр, в ее крови не было никаких посторонних или ядовитых проявлений, но во всех ее венах, во всем ее теле я нашел тельца, расположенные таким образом. Какое это имеет значение? Я не психолог. Я не могу объяснить, но вы легко поймете, в каком состоянии я нахожусь.
– Мы поставлены перед альтернативой. Когда я вошел в комнату, она была либо мертва, либо находилась в коматозном состоянии. Если она была мертва, то передача неполного сообщения может быть объяснена только спиритизмом или тем, что подсознательное "я", которое в нашей семье, вероятно, является телеграфным, было временно приведено в действие прикосновением пальца к кнопке. В этом случае не будет пустым воображением предположить, что вся материальная ткань сконцентрировалась в высказывании, которое она произнесла, и такая концентрация, естественно, затронула бы основополагающие элементы жизни, в первую очередь кровь.
– С другой стороны, если она не умерла, то те же самые рассуждения остаются в силе. Учитывая концентрацию, которая, несомненно, должна была присутствовать, добавьте только руку, соскользнувшую с подлокотника кресла и передатчика в тот момент, когда нужно было передать имя убийцы, и когда вся система была заряжена символом, и идентичная ситуация, представленная здесь, не могла бы быть невозможной.
Он резко остановился, рассеянно поднес к губам потухшую сигарету, затянулся раз-другой и, глядя на меня, медленно произнес:
– Я вижу, что вы меня поняли. Теперь перед вами весь ход событий, предшествующий преднамеренному убийству. Могу только добавить, что когда я объявил Лапхэму о своем намерении стрелять, в его глазах блеснул первобытный страх, а на его затвердевшем языке прозвучало слабое "Боже, как вы это узнали?". Вот и вся история, и, как я уже сказал, вы признаете абсолютную бесполезность всего этого в качестве доказательства.
– Есть еще кое-что, – сказал я, – что стало причиной ее смерти?
В этот момент охранник подошел ближе и, чтобы нас не подслушали, наклонился и прошептал мне на ухо. Я был поражен.
– Как он узнал об этом? – спросил я. – Это очень необычно.
– Не знаю, – сказал он, – но это можно было сделать таким образом.
Вот почему я защищал доктора Форбса. После вынесения приговора я намеревался позволить ему выступить в суде и рассказать свою историю и тем самым спасти свою шею, а его самого поместить в психушку, но, к сожалению, в ночь после оглашения приговора он был найден мертвым в своей камере. Врачи в очередном порыве врачебной откровенности заявили, что не знают причины смерти, но склонны подозревать сердце.
1906 год
Бактериологический детектив
Артур Бенджамин Рив
Кеннеди был погружен в работу над лекцией о химическом составе различных бактериальных токсинов и антитоксинов, что было для меня так же незнакомо, как Камчатка, но было знакомо Кеннеди, как Бродвей и Сорок вторая улица.
– И действительно, – заметил он, откладывая авторучку и в сотый раз зажигая сигару, – чем больше думаешь о том, как современный преступник упускает свои возможности, тем удивительнее это кажется. Почему, когда есть такой великолепный ассортимент изысканных методов, они используют пистолеты, хлороформ и синильную кислоту?
– Да брось ты, старик, – устало ответил я, – разве только потому, что у них нет воображения. Хочется надеяться, что они им не будут пользоваться. Что станет с моим бизнесом, если они это сделают? Как из этого можно сделать действительно драматический материал для "Стар"? "Пунктирная линия отмечает путь, пройденный смертельным микробом; крестик указывает место, где его атаковал антитоксин" – ха-ха-ха, не очень-то это подходит для желтых журналов, Крейг.
– На мой взгляд, Уолтер, это было бы верхом драматизма – гораздо более сильного драматизма, чем пустить пулю в человека. Любой дурак может выстрелить из пистолета или перерезать горло, но для того, чтобы быть на высоте, нужны мозги.
– Возможно, так оно и есть, – признал я и продолжил чтение, в то время как Кеннеди усердно корпел над своей лекцией. Я упоминаю об этом разговоре и потому, что он имеет отношение к моему рассказу по довольно необычному совпадению, и потому, что он показал мне еще одну сторону удивительных изысканий Кеннеди. Он интересовался бактериями не меньше, чем химией, а история эта связана как раз с бактериями.
Прошло, наверное, четверть часа, когда раздался зуммер на двери нашего холла. Представьте себе мое удивление, когда, открыв дверь, я увидел стройную фигуру очаровательной молодой женщины, которая была тщательно скрыта вуалью. Она находилась в состоянии, почти граничащем с истерикой, что заметил даже я, несмотря на свою обычную тупость.