Космическая одиссея Инессы Журавлевой
Шрифт:
Тележка неспешно катила по узким дорожкам заповедника. Я с любопытством вертела головой, разглядывая странноватые загогулины с красной корой, покрытые пышными яркими цветами лимонного цвета. Наверняка, пахнут обалденно. Значит, ядовитые. Это ж козе понятно. Если красивое, значит, зараза еще та, на меня посмотрите. Или, вон, на Диму, этот даже меня в ступор ставит, иногда. Рома, правда, у меня красивый и добрый. Затем вспомнила, как он меня с родной планеты уволок и в первую же ночь соблазнил, та еще сволочь.
Больше
И вот едем мы трое таких красивых сволочей, а над нами птицы невиданные порхают, подобие бабочек с ладонь величиной доедают какое-то животное, бе-е. Животина с хоботом хлещет тем самым хоботом по харе какого-то синюшного мелкого бегемота, хорошо-о-о. А где-то ревет озверелый гордар. Вот бы в глаза его бесстыжие взглянуть. Как можно жрать такую прелесть? Умиленно вздохнула, глядя на Масю и Васю. Мася начала похрапывать, по ходу, это Вася… Хотя у меня тетка храпит так, что дядька с берушами спит и плачет. Не, натурально. Спит, а из глаз слезы так и катятся, так и катятся. Жалость такая берет. Но тетку любит. Она же, когда не спит, милейший человек. Хозяйственная, добрая, красивая опять же… Тогда чему я удивляюсь?
В этот момент тележка выкатилась на полянку, где ревел тот самый гордар. Я голову подняла, чтобы разглядеть его получше, да так и застыла с открытой варежкой. На меня смотрела помесь тираннозавра с хомяком.
— Мать моя женщина, — протянула я, и он нас заметил.
Точней заметил Масю и Васю. Я только сейчас поняла, что Мася больше не храпит, Вася не сопит, зато оба трясутся, как осиновый лист, и я вместе с ними. Потому что эта морда гордаровская над тележкой низко-низко склонилась, язык высунула и телегу лизнула.
— Ма, — пискнула я.
Гордар склонил голову набок, с явным гастрономическим интересом изучая мою тушку. Вдруг он задрал голову, и из его пасти вырвалось:
— Кийа-а, — да тоненько так, будто не он только что луженую глотку драл, каратист хренов. — Кийа-а.
— Пошел вон, хомяк-переросток, — просипела я, голос вдруг куда-то пропал и не обещал вернуться.
Не внял. Опустил голову, разинул пасть и снова заревел. Я думала, сейчас стекло разлетится. Мама…
— Инна, тихо, — я вдруг оказалась прижата к Роме и поняла, что визжу во всю силу своих обновленных легких. — Он ридаров просит, — успокаивал он меня.
— Шиш ему на постном масле, а не пирожков с мясом, — воинственно потрясла я трясущимися Масей и Васей. — О-ой…
И мы все втроем спрятались на гостеприимной Роминой груди. За спиной что-то заворчал Ардэн. Я высунула нос, чтобы не пропустить какую-нибудь гадость и вовремя ответить, чтобы потом не было мучительно больно за упущенную возможность. Знаете, как это бывает? Тебе нахамили, ты растерялся, а потом такой шикарный ответ в голову пришел, а все, поезд уже на станции в Ромашково, аля-улю, пишите письма.
Дима действительно говорил гадости, только смотрел он на Рому. Говорил тихо, на том самом языке, который «моя твоя не понимает», даже глаза светлеть начали. Я ненароком испугалась, вдруг сглазит, черт языкастый, и все — крот не крот, а так… червь дождевой. Даже сплюнула три раза и Рому перекрестила, от греха подальше. Ардэн тут же на меня посмотрел, взгляд его потеплел, и он добро так сказал:
— Инночка, все будет хорошо, только ты ридаров отдай, он сам отстанет.
— Щаз-з, — взвилась я. — Вот так и отдала с разбега. Мася и Вася едут на «Гордость»!
— Нет… — он вдруг осекся. — Только клетку им купить надо, жрут же, что не приколочено.
О, моя фразочка…
— Без тебя разберемся, — тут же отозвался Рома и опять спрятал меня на груди.
Тележка снова покатилась. Должно быть, время кормления прошло, и она запрограммированно двинулась дальше. Тиранно-хомяк прифигел от такой наглости и двинулся следом, то пища, то завывая.
— Хоть одного отдай, — потребовал Дима. — Моего отдай, я тебя все равно раздражаю.
— Фиг вам, — пошла я в отказ. — А то, что раздражаешь, так сам виноват. Добрей надо быть.
— А лучше держаться подальше, — вновь ввернул тайлар Грейн.
— Тебя забыл спросить, — начал заводиться Ардэн.
— Забыл? Спроси сейчас, — не сдался Рома.
— Э-э-э, а вы всегда были врагами? — поинтересовалась я, забывая про гордара, топающего следом.
— Мы, вообще-то, друзья, — ядовито ответил Дима.
— Лучшие, еще с академии, — улыбнулся Рома.
— Заметно, — хмыкнула я. — А чего все грызетесь-то?
— Да появилась причина, — проворчал мой синеглазик.
Причина закатила глаза и отвернулась, я то есть. А на душе так приятно стало, но морду кирпичом сделала. Нам, королевам, пристало с оттенком обреченности принимать мужское поклонение…
— А-а-а, — это завизжал Вася, надрывно так, я даже позавидовала. Нет, наверное, он все-таки женщина.
— А-а-а, — баском вторила Мася. Ну и я:
— А-а-а!
Это тиранно-хомяк начал тележку носом подталкивать.
— Надо выбираться, — сказал Дима.
— Другого выхода нет, — кивнул Рома. — Не отстанет. Скоро атаковать начнет.
— Чего-о?! — возопила я. Мои ридары были со мной на одной волне. Они только что лапками у виска не крутили. — Он нас сожрет!
— Нет. Тупой и очень медленный, — сказал Рома. — Не бойся, я же рядом.
— И я, — заносчиво встрял Дима.
— Мы пропали, — патетично произнесла я, думая, пока они решат, кто меня спасать будут, нас с пушистиками уже сожрут и не подавятся. — Если он медленный, как нас атакует?
— Подтолкнет носом, опрокинет слард и упадет сверху, — доходчиво пояснил Ардэн.