Космические игры (сборник)

Лесников Василий Сергеевич

ГАГАРИН. Уберите наружку. Иначе...

ГЕНЕРАЛ. Я же сказал, а вы опять не поняли. \Улыбнулся.\ Другим способом мы не сможем уберечь вас от террористического акта... от хулиганства со стороны необразованной и оскорбленной вами мужской части населения... Я могу продолжить?

ГАГАРИН. А-а-а. Что вы, что ваши люди, один бардак! \Махнул рукой, отошел. Генерал сумрачно посмотрел ему вслед, перевел взгляд на стоящих рядом охранников. Отошел.\

1 ОХРАННИК. Этот не жилец.

2 ОХРАННИК. Ты что? Это же Гагарин.

1

ОХРАННИК. Такое не прощают даже полковники КГБ, а тут Первый зам шефа умылся. Надо будет Семенову сказать.

2 ОХРАННИК. Да, да. Пусть доложит Леониду Ильичу.

1 ОХРАННИК. Попался же мне помощник... Ладно, пошли, а то без нас все выпьют. \Уходят. Гуляние продолжается.\

ЗАНАВЕС.

СЦЕНА 3

В своем кабинете Каманин беседует с Гагариным.

ГАГАРИН. Я не могу согласиться с вами. Считаю, что мы снова торопимся. Да, программу испытаний расширили. Результаты неплохие. Но опять только куски. Нет цельного полета.

КАМАНИН. К полету готовится опытнейший летчик-испытатель, Герой Советского Союза Георгий Береговой. Я лично его знаю по фронту.

ГАГАРИН. И я знаю. Но почему вы до сих пор не поймете, что работа летчика в воздухе и космонавта на орбите это чрезвычайно разные вещи!? Здесь другая психология работы. Это как бухгалтера сравнивать с маклером на американской бирже. Там и там люди имеют дело с деньгами. Но методы их работы абсолютно разные. А, следовательно, и характеры людей должны быть другими.

КАМАНИН. Вопрос выбора космонавта решен. И оттягивать полет мы тем более не можем.

ГАГАРИН. Но почему? Почему не дают готовиться мне? Почему запрещена подготовка Беляеву?

КАМАНИН. Ты от меня слишком многого хочешь, Юрий Алексеевич. Хотя ведешь себя иногда, хуже некуда. Сам в гроб лезешь, ладно. Это твое дело. Но зачем за собой других тянуть?

ГАГАРИН. Опять какие-то мифические силы? Не пора ли нам хоть между собой называть вещи своими именами? Иначе, я просто не понимаю как с ними бороться. А ведь мы с вами, Николай Петрович, за свое дело должны драться. До крови! До победы!

КАМАНИН. Мы и деремся, но цивилизованно, законными методами...

ГАГАРИН. Вот-вот. А вы знаете, зачем меня вчера вызывали с Совета Главных Конструкторов в Москву?

КАМАНИН. Нет.

ГАГАРИН. Какому-то клерку понадобилась моя подпись аж на двадцати открытках! Идиотизм! И плевать ему на то, чем я в это время занят. Вы представляете – Совет Главных Конструкторов!

КАМАНИН. А я не вижу в этом повода для сарказма. Однажды мне тоже довелось возить Леонова для подписи всего трех открыток. Бывало, что ездил и по два раза в день. Ну и что? Это же престиж страны. Иная открытка многого стоит в решении даже международных проблем.

ГАГАРИН. Дожили. Но если это так важно, то почему бы не заготовить их на год вперед? Нам бы спокойнее было работать. Нет, Николай Петрович, им просто надо

почаще показывать свою власть над нами. Чтобы мы не забывали с чьего стола масло жрем.

КАМАНИН. Ты не прав, Юрий Алексеевич. Когда приезжают большие гости, им же и фамилию надо подписать твоей рукой. Автограф Гагарина это большой подарок.

ГАГАРИН. Может быть. Только мне не предлагали подписывать открытки кому-то конкретно.

КАМАНИН. Ну и что. Если даже ты в чем-то и прав, то это не означает, что ты можешь вести себя так вызывающе. Зачем ты устроил эту карусель в Кремле? Тебе надо хорошо подумать над тем, что там произошло. Меня до сих пор пинают из-за того.

ГАГАРИН. Да когда же это кончится, Николай Петрович? Я не могу так больше! Я работать хочу, не существовать куклой марионеткой.

КАМАНИН. Ты злоупотребляешь моим доверием... Ну хорошо... Вообще-то, я не должен был тебе этого говорить прямо, но такой уж видно ты человек, что иначе не поймешь... Мне сказали... только пойми, что это строго между нами. Ты слишком круто берешь. Лезешь не в свои дела. Перестал уважать ранги. Мне сказали, что, если ты не успокоишься, то твоя звезда может скоро закатиться. Это серьезно. Очень серьезно!

ГАГАРИН. Кто? Кто это сказал?!

КАМАНИН. Этого ты не узнаешь никогда. Но должен понимать, что сверху такие слова произносят как состоявшееся решение чрезвычайной тройки... В этой ситуации я никак не смогу уговорить никого, чтобы тебе разрешили полет... Даже полеты на самолетах. Понимаешь?

ГАГАРИН. Ну, и ладно. Мы еще посмотрим чья звезда закатится быстрее.

КАМАНИН. С огнем играешь. Летчика списать по здоровью ничего не стоит... На самолетах тебе тоже запрещено летать, так как Родина заботиться о состоянии твоего здоровья.

ГАГАРИН. Это подло!

КАМАНИН. Это жизнь, Юрий Алексеевич. Притормози.

ГАГАРИН. Нет. \Сел за стол. Пишет. Подает бумагу.\ Примите рапорт. Прошу освободить от занимаемой должности. Какой я зам, если даже летать сам не могу? Надо мной и та смеются. Летчик второго класса в заместителях по испытаниям.

КАМАНИН. Успокойся.

ГАГАРИН. Еще раз – нет! Я этого так не оставлю. Буду бороться...

КАМАНИН. А я тебе поверил... Хорошо. Сейчас ноябрь 1967 года. Если к весне 1968 год закончишь академию, то под свою личную ответственность разрешу тебе летать на самолетах.

ГАГАРИН. Всего лишь... Пойдете вопреки?

КАМАНИН. Думаю, что к этому времени смогу доказать ошибочность принятого решения. А ты сделай все, чтобы быстрее закончить академию. Не распыляй свои силы. Тогда легче будет и разговаривать на разных уровнях.

ГАГАРИН. Я закончу академию в феврале. Разрешите полеты?

КАМАНИН. Разрешу приступить к подготовке к полетам... Хорошо. Возможно и к полетам. Но... Остальное не в моей власти. Подготовка к очередному космическому полету будет зависеть только от твоего поведения.