Космические Робинзоны
Шрифт:
– Никуда я отсюда не пойду! А ты… ты… Фашистка!
– Что? Что ты сказал, маленький негодник? Ты кого фашисткой назвал? Да за такие слова знаешь, что я с тобой сейчас сделаю!
Ведьма уже начала было снимать свой колдовской башмак с острым каблуком, чтобы, по всей видимости, пробить мой хрупкий детский черепок, но её страшному замыслу не суждено было сбыться. В этот самый момент, улыбаясь и шутя, совершенно беззаботно, в комнату группы вошли мои папа и мама. Я сначала не поверил своим глазам, так как был уверен, что никогда их больше не увижу. Но их образ
– Что ж вы, родители, на часы не смотрите? У нас рабочий день до 6, а время сколько!
– Сколько?
Воспитательница посмотрела на часы, висящие на стене. Время-то было всего-навсего пять минут седьмого. Она скривила рожу. Вся её истерика и бесконечные события длились ровно пять минут.
– Вы уж нас извините, тут накладка вышла. Жену на работе задержали, а я думал она ребёнка заберёт. А потом мы как-то вот вместе встретились и сразу пошли за Сашей. Собственно, опоздали-то всего на пять минут, о чём разговор?
Ведьма не знала, что сказать, весь свой яд она уже выплеснула на беззащитного меня, а со взрослыми защитниками ей не хватало силёнок тягаться и спорить.
– Ну ладно, забирайте своего… – она явно хотела назвать какой-то гадкий эпитет, но её связки словно кто-то придушил невидимой рукой, и изо рта только вылетело шипящее, змеиное, – ребёнка-а-а-а.
– Мама, папа! А ко мне дедушка приходил! – радостно известил я родителей, – он мне помог не бояться!
Родители озадаченно переглянулись.
– Да вон же он, смотрите, – я потянул их за рукава в то место, где только что стоял, улыбался и цедил цигарку дед Иван, блистая орденами.
Но там уже никого не оказалось. Лишь лёгкий, неуловимый запах сигарет таял в воздухе, да растворялись в пространстве следы улыбки, словно у чеширского кота.
– Саша, ну что ты выдумываешь… Мы же говорили тебе, дедушка умер…
Отец с сожалением погладил меня по голове и повёл за руку на выход. А я всё не верил, оборачивался, в надежде доказать всем, что не выдумывал, что дедушка жив, что он мне помог… Вот так, Родя, это и был мой первый случай самостоятельности, первое чувство вселенского одиночества и первая встреча с призраком.
Родион недовольно и даже агрессивно поглядел на меня и сплюнул.
– Но это не одно и тоже! Я тебе про реальный случай рассказываю, про встречу с представителем иных миров, цивилизаций! Эх, да ты ничего не понимаешь! Что ты мне – дед, воспитательница… Марксизм-ленинизм, одиночество! Нет, брат, извини, но твой рассказ совсем из другой оперы.
Санёк честно говоря не ожидал от этого плюгавого забитого человечка такой тирады. Ему было совсем не понятно, что так вывело из себя музыканта, и что он так раскричался, при этом ему ещё его дурацкий мешок тащат. Шурик встал, кинул поклажу на мостовую и сказал:
– Знаешь, что, Родя! Значит мой призрак деда-фронтовика тебе не призрак, а эти твои рассказики, попахивающие шизофренией с синдромом преждевременного старения, это значит я должен слушать и восхищаться. Иди-ка, ты того, мил человек, знаешь куда… И тащи-ка сам свой мешок!
Сашка развернулся и готов был идти прочь, да и время было уже позднее, как вдруг почувствовал, что Родион схватил его за рукав.
– Ну ты что, Александр… Не кипятись… Просто ты ещё всего не знаешь… Ну извини, я, наверное, погорячился. Пойдём, мне же надо тебе ещё столько рассказать. Мне это физически необходимо, понимаешь?
Парень потупил глаза, чувствовалось, что ему очень неудобно, но при этом очень важен этот разговор. Может он с русским человеком не разговаривал уже год, да и когда ещё придётся…
– На ладно, – отходчиво пробурчал Санёк, – пользуешься ты моей добротой.
Он поднял с земли мешок и медленно пошёл вперёд.
– Ну что застыл, Родя, догоняй! Счастливчик, вперёд, не спи, замёрзнешь!
Глава 8.
Развенчатели мифов или история мёртвых щенят.
В этот момент нашей долгой беседы «Счастливчик» жалостливо взвыл, видимо у него заболела лапа, и захромал.
– Ну вот, опять. Бедолага! Эх, надо бы тебя к ветеринару сводить, друг, да сам знаешь – денег нет, – грустно глядя на него произнёс Родион, – Саш, пойдём передохнём, вон лавочка, а то до метро как до Луны. Бедный Фортунати без отдыха не доплетётся. Рим-то город, как ты уже, наверное, убедился, весьма немаленький. Ты, кстати, в Колизее уже был?
– Да был, видел все эти развалины. Интересно конечно, ничего не кажешь. Знаешь, Родя, меня что-то последнее время развалины как-то особо не вставляют. Насмотрелся я и на камни, и на колонны, изъеденные временем. Ну понято, что были Великие Империи, Филиппы, Александры Македонские… Ну и где они все теперь? Как говорится, где мы и где они? Мне больше по нутру жить настоящим. Я как в фильме «Служили два товарища». Ну с молодыми Янковским и Роланом Быковым, помнишь? «Якби ти мені показав ковбасу, сало, або вареники з сметаною… А то я такого добра багато бачив!». В Турции, да Греции, да в этой, как её, прости Господи, Иордании, Хашимитском, едри его мать, Королевстве, вот там было развалин море. Тут тебе и Мёртвый город, и Спарта, и Олимпия, и Скалы всякие красные, седьмое чудо света. И все ходят, восхищаются… А по сути, что на самом деле? Щербатые камни, да дырки в них от бублика, вот и вся историческая ценность. Да жарища там ещё.
Мы присели на лавочку. Фортунати у наших ног отыскал бесхозную косточку и с наслаждением начал её догладывать, урча и похрипывая от удовольствия, то и дело кладя на добычу лапку. Старыми, жёлтыми, сточенными клыками он пытался оторвать от неё несуществующий кусочек мяса. Идти дальше без перерыва он не мог и не хотел, что показывал всем своим видом, закрывая глаза, водя носом из стороны в сторону и пребывая в блаженных фантазиях о настоящем сочном стейке, который был от него так же далёк, как Марс от Юпитера.
Конец ознакомительного фрагмента.