Космические Робинзоны
Шрифт:
– Тебе чего, малец?
– Мне стаканчик молочного за 10 копеек!
– А ты в ледышку окончательно не превратишься?
– Да я не себе, тётенька, я братишке, болеет он шибко.
Я, конечно, бессовестно врал. Никакого братишки у меня не было, потому что в те годы советские граждане не могли позволить себе более одного ребёнка. К тому же кормить больного ребёнка зимой мороженным не самая хорошая идея для лечения, но тётка в нестыковки вдаваться не стала.
– Ну держи, только беги скорее домой, отогревайся! Смотри – весь промок! Где тебя так угораздило?
Представляешь какие мы были железобетонные дети? А всё почему? Потому что мороженное – это был верх наслаждения и блаженства, запретный плод, голодная детская мечта. Желание обладания им не могли остановить ни котлован, ни сорокаградусный
*****
Лучшим моим другом в детстве был Андрюха Нашев, по прозвищу Рыба, с которым мы жили в одном подъезде и сидели за одной партой. Дружили мы с ним с первого класса, Андрюха был в детские годы парень неплохой, только хулиганистый. Именно он посвящал меня в самые опасные приключения и забавы тех лет, каждая из которых могла стоить жизни.
Той же зимой Рыба научил меня кататься на коротких жёлтых лыжах, очень модных одно время. Нормальных лыж было не достать, а эти короткие пластмассовые обрубки продавались везде за копейки. Кроме того, их легко было запрятать в школьный портфель или сумку со второй обувью. Основным назначением коротышей было, зацепившись за задний крюк-сцепку к трамваю лыжной палкой, ехать за ним зимой на бешеной скорости по трамвайным путям, рискуя или разбиться при торможении, или угодить под трамвайные колёса и лишиться ног. Но опасности с лихвой компенсировались тем драйвом и адреналином в детских головах, которые вызывала зимняя безумная поездка по заснеженным рельсам, поднимая облака искрящегося на морозе снега. Правда Пашку из 175-й школы на зацепе проткнуло лыжной палкой насквозь, а Михан из красных коробок лишился обеих ног. Но это так, с нашими-то пацанами ни с кем ничего не произошло.
Ездили мы на трамвайном зацепе в одно очень секретное место, мечту всех школьников тех лет – на Булку. Булкой дети называли Девятый Ленинградский хлебозавод, куда все гоняли после уроков на трамвайном коротколыжном снежном фристайле, лихо соскакивая на повороте, через три остановки от нашей школы, в месте где состав притормаживал на светофоре. Волшебный портал на Булку был открыт пацанятами из соседних дворов совершенно случайно. Хлебозавод в те времена являлся режимным объектом и охранялся не хуже военной базы. Он был обнесён высоким забором с колючей проволокой, а по периметру то и дело шныряли ВОХРовцы и собаками. По мальчишечьему сарафанному радио передавалась легенда о секретном месте, через которое можно было пробраться на хлебозавод в обход охранников, которая как бы фантастически не звучала, а оказалась абсолютной правдой. В одном из дворов, к высоченному хлебобулочному забору примыкали гаражи, и вездесущие пацанята нашли за одним из них пролом неприступной ограды, через который они стайками и просачивались внутрь вожделенной «Булки».
Глава 5.
Проще всего перейти черту, когда не видишь её.
Это место, как и много других, показал мне всезнающий Рыба, и мы стали туда наведываться чуть не каждый день. Зачем, спросишь ты? А затем, что через пролом в заборе мы выходили на один из задних корпусов хлебзавода, красное дореволюционное строение из кирпича, у которого прямо перед входом на улице периодически складировались тележки с палетками, до верху набитыми горячими городскими булками. О, городская булка! Хрустящая, вкусная, только испечённая. Это мечта любого советского школьника, одна из немногих радостей того времени. На прилавках магазинов они лежали уже мумифицированными, зачерствевшими и задеревеневшими, такими, что ими можно было забивать гвозди. И толи дело были эти свежие, румяно-белые городские булки, только что сошедшие с заводского конвейера! Их вкус перекрывал все опасности, тяготы и риск быть пойманным и попасть в детскую комнату милиции. Этот вкус был выше страха, выше всего на свете, он был тем, ради чего можно было жить.
Мы раньше уже бывали на заводе с классом, на экскурсии, организованной одним из родителей. Я видел, как весело бегут по конвейеру эти небольшие вкусные хлеба, превращающиеся в булочки из кусков теста. От одного их вида сводило живот и текли слюни, тогда всем разрешили брать с собой по одной булочке. Но толи дело получить одну булку в подарок и другое – самим залезть через забор, обмануть собак и вертухаев, набить хлебом внутренности пальто, а потом лопать украденные булки на морозе за углом, разламывая их грязными и замершими пальцами. Но что характерно, лично мне так и не удалось ни разу лично стырить ни одной булки. То к палеткам не подойдёшь, то их уже увезли, то одно, то другое, и всегда оставалось довольствовать щедростью более удачливых товарищей.
Булочный рай продолжался недолго. В один из дней охрана вместе с милицией устроила настоящую засаду на маленьких воришек. В той толпе был и я. Мне почему-то показалось очень подозрительной одиноко стоящая палетка с булками, до этого такого не было. И когда я, подбадриваемый криками пацанят, уже протянул было руку за горячим хлебом, её будто током обожгло. В очередной раз в голове я услышал совершенно чётко:
– Нет. Нельзя. Это замануха.
Я отдёрнул руку от кучи булок и под свист мальчишек убежал, как ошпаренный, напуганный неслышимым внутренним голосом, так и не взяв ничего. А потом была облава. Меня с толпой ребятишек взяли в кольцо милиционеры с автоматами и ВОХРовцы с ружьями. Тех у кого ничего не нашли, включая вашего покорного слугу, отпустили, а вот тех у кого нашли хоть одну булку, хоть крошку, наказали тогда по-взрослому. После этого случая пролом в стене заделали, завесили колючей проволокой и выставили рядом с ним дополнительный пост ВОХРы.
*****
Рыба в тот раз как-то выскользнул из рук правосудия, он вообще был удачливый, а потому урока из случившегося не извлёк, и неуёмная жажда приключений у него стала поистине неиссякаемой. Не много было у детей того времени развлечений, поэтому приходилось их делать из самых подручных материалов – найденного рядом с коморкой слесарей шипучего карбида, железных шариков из подшипников, утеплителя с заброшенных советских долгостроев. Мы часто лазили на не запирающиеся в те времена крыши домов, где играли в «слабо». На крыше самой высокой в районе местной шестнадцатиэтажки, кто-то выдумал смертельно опасную игру. Вся кровля «советского небоскрёба» была обнесена неким дизайнерским решением тех лет, рождённым в головах советских архитекторов под влиянием дружественных стран Востока. Над парапетом крыши, где-то в метре от него, периметр был окаймлён узкой трубой, на которой крепились доски, делая крышу отдалённо напоминающей китайское строение.
Так вот, самой большой крутостью тогда считалось пройти по этой узенькой трубе, прямо надо пропастью из шестнадцати этажей. Было очень страшно, упасть можно было, как здравствуй песня. Только самые смелые пацаны решались на это опасное мероприятие. И ты представляешь, Санёк, этот самый Рыба ходил по грани жизни и смерти, по этой трубе, просто каждый день, так, нервы пощекотать. Я, честно говоря, смог это проделать лишь один раз, при этом умудрился сорваться, но вовремя ухватился за доску и висел на одной руке над пропастью, а когда пальцы уже готовы были разжаться, увидел в пространстве перед собой некий зыбкий образ. Он железной хваткой схватил мои, готовые разжаться пальцы, и всё той же неведомой силой закинул меня как мешок наверх, на парапет, откуда я и выполз под Рыбий смех на поверхность, устеленную рубероидом. С тех пор я стал всерьёз задумываться об этом неведомом спасителе, а больше всего меня пугало то, что он из ощущения превратился в голос, а затем в образ, то есть явно прогрессировал, становился всё реальнее и реальнее.
*****
А слышал ли ты ещё об одном советском аттракционе смерти для детей младшего школьного возраста, Санёк? О катании на крыше лифта? О, я до сих пор часто вспоминаю этот ужасный случай из времён социалистического отрочества. Андрюха Рыба, от которого всегда можно было ожидать всяческой пакости, по совместительству мой лучший друг, рассказал, как всегда по большому секрету, об очередной новой забаве. Вот откуда они брались, эти забавы? Как их выдумывали взрослые подростки и передавали по наследству нам, своим более мелким, подрастающим собратьям? Это видимо так и останется навсегда загадкой. Но Рыба, он всегда крутился в каких-то сомнительных компаниях и оттуда черпал бесконечные знания и неисчерпаемые методы всеразличного хулиганства.