Космонавты живут на Земле. Книга 2
Шрифт:
Подошел серый пропыленный автобус, и космонавты веселой гурьбой двинулись к нему. Горелов поднес парашютный ранец Марины Бережковой, и она с грустинкой посмотрела на него дымчатыми глазами. Видно, и до сих пор вспоминала Марина свою первую привязанность и их неудачное объяснение в любви.
Продолжая думать о случившемся, Алексей поднялся к себе в номер. Все теперь воспринималось по-новому. Хотелось и радоваться, и улыбаться.
«Вот я и споткнулся, — думал он весело. — Шел, шел по жизни ровненько и спокойно, усмехался, узнавая о чужих страстях и размолвках, а теперь жду не дождусь вечера, да что там вечера, уже сейчас хочется ее увидеть. Что она сейчас делает, моя Лидия Степановна! Кормит Наташку? Убирает комнату? Читает?»
На столе среди разбросанных красок, карандашей и кисточек лежало письмо.
«Дорогой Алексей Павлович! — писал ему конструктор Станислав Леонидович. — Как идут ваши дела? Весьма обеспокоен вашей научной работой. Есть ли сдвиги? Опасаюсь, что аэродромная суета настолько втянула вас в свой водоворот, что рукопись лежит нетронутой. Тогда скорблю.
У нас установилась ясная погода. Полагаю, что вот-вот прогремит «пора» и не позднее чем через недельку-две мы встретимся». Горелов оторвал заблестевшие глаза от письма. Так вот почему его отстранили от парашютных прыжков, дали время на отдых! Добрейший Станислав Леонидович, пользуясь заранее оговоренным кодом, прислал долгожданное известие. «Установилась ясная погода» означало, что корабль, готовящийся к полету вокруг Луны, прошел последние испытания и принят государственной комиссией! А слово «пора» подразумевало сроки последних испытаний космонавта в корабле.
— Наконец-то!—взволнованно прошептал Горелов.
Стоя у стола с письмом в руке, он сосредоточенно смотрел в распахнутое окно на пойму Иртыша и далеко за ней уходящую к горизонту степь, будто там, за зыбкой линией горизонта, мог прочитать ответ на какие-то свои мысли.
Пора улетать в Москву!
Пора, отложив в сторону все остальное, проходить последние испытания в термобарокамере, а потом несколько дней обживать и осваивать кабину космического корабля, с которой его уже знакомили, пора ехать на космодром и готовиться к старту. К тому самому старту, которого он ожидал всю свою жизнь! Неужели через несколько недель в клубах дыма и пламени унесется ракета в неведомую черную даль. Горелов замер, не в силах пошевелиться. Было и радостно и тревожно. Вот и сбудутся столько раз отрепетированные на земле расчеты конструкторов и ученых, и он, никому не известный сегодня, сразу заставит говорить о себе весь мир, как заставляли говорить все предшественники-космонавты. Им тоже нелегко было идти по звездной целине, опоясывая Землю первыми витками.
Ну а первые выходы в открытый космос из корабля и стыковки, они тоже кое-чего требовали помимо точных расчетов. Им нелегко доставалось, первым! И в то же время они только щупали космос, прислушиваясь к нему чутко и настороженно, чтобы извлечь как можно больше ценного из этих первых встреч. Он же пойдет гораздо дальше их. Металлический корпус «Зари» унесется от Земли почти на четыреста тысяч километров и там, в голой пустой вышине, сделает несколько витков вокруг Луны, неся на борту человека. И будет этим человеком он, Алешка Горелов! Это о нем зашумят сразу тысячи радиостанций и газет.
«Ты этого хочешь? — остановил он себя сурово и усмехнулся.— Нет! Честное слово, нет!» — возразил он себе, понимая, что нисколько не фальшивит. Слава... Ее бы лучше и не было! Но чертовски хочется заглянуть в то такое далекое пространство и убедиться, насколько тело Луны — в кратерах и впадинах — соответствует снимкам, добытым искусственными спутниками и кораблями, на нее садившимися. Он расскажет о том, что почувствовал и увидел, совершая облет Луны. Если, конечно, вернется.
Слава?! Нет, он меньше всего сейчас о ней думал. Да и как о ней можно было думать, если земля стала вдвое дороже, оттого что прочно и властно вошла в его жизнь первая любовь. Он уже ясно представлял, что полет, который он так долго ожидает, сулит на деле сомнения, тревогу, опасности. В сущности, каждый час, — да что там каждый час! — каждая секунда будет наполнена предельным напряжением нервов и мышц, риском, рождающим опасения.
За окном у подъезда гостиницы зашуршали шины автомобиля, потом быстрые твердые шаги раздались в коридоре, и, наконец, уверенный стук в дверь. Горелов рассеянно сказал «войдите» и удивился, когда увидел на пороге полковника Нелидова.
Павел Иванович снял с седеющей головы фуражку.
Чего же не предлагаете гостю садиться? Горелов усмехнулся:
Не прибедняйтесь, Павел Иванович! Вы не гость. Нелидов сел напротив Алеши.
—У-ух, и жарища! Не знаю, какая бывает в Термезе, но здесь сущий ад.
Алексей смотрел на замполита с деланным равнодушием.
– Наши там как? Отпрыгались?
– Костров и Субботин — уже. Когда уезжал, «анто-ша» повез Дремова и девушек.
– Еще бы, — повел плечом Горелов, — Жора Каменев будет их опекать. Там ведь Женя Светлова, его любовь.
Нелидов небрежно сунул в карман мокрый платок.
– А разве это плохо, если Каменев опекает любимую девушку?
– Я не сказал, что плохо, — покачал головой Горелов и подумал: «Если бы Лида прыгала, я бы ни на миллиметр не отошел». — Нет, я не сказал: плохо. Мир издавна так устроен, что в трудную минуту мужчине хочется прийти на помощь любимой. Аксиома.
Замполит, не вслушиваясь, заметил:
– Вы бы тоже, Алексей Павлович, опекали любимую девушку, попади она в сложную обстановку.
– Девушку? — уставился Горелов.
– Ну, женщину, — поправился Нелидов и спокойно перенес его подозрительный взгляд. — Любимую женщину.
В глазах Нелидова светились плохо спрятанные коварные огоньки, и у Горелова не оставалось никаких сомнений: знает. Он чуть покраснел и недовольно спросил:
– А откуда вам известно?
– Политработник — инженер человеческих душ. Еще Горький об этом говорил.
Горький так про писателей говорил.
– Пускай про писателей, — охотно согласился Нелидов, — за точность цитаты, как говорится, не ручаюсь. Мне действительно кажется, Алексей Павлович, что вы увлечены женщиной.
Горелов сердито свел брови:
—Особенности маленького гарнизона. Стоило только однажды проехать в пригородном поезде с хорошим добрым человеком — и уже...
Нелидов убрал со стола загорелые руки.
– Алексей Павлович, вы меня огорчаете. Я к вам с открытым сердцем, а вы...
– Да нет, отчего же? — шумно вздохнул Горелов. — Я из своей жизни секрета не делаю, Павел Иванович. Тем более для вас. Да, мне понравилась женщина, которую вы, вероятно, подразумеваете. Так что же в этом противоестественного?
– Ровным счетом ничего, — поспешно согласился полковник, — но знаете... Как бы это получше сформулировать, чтобы вы не обиделись?..
Горелов не дал ему и минуты на раздумье:
– Говорите прямо.
– Хорошо. Скажу, — согласился Нелидов и положил ладони на свои колени, туго обтянутые выцветающими от солнца брюками. — Вы вот сказали: понравилась. А как это надо понимать? Что такое понравилась? Познакомились, съездили вместе в город, назначили свидание. Может быть, воспользовались минутной слабостью, а потом сели в самолет и укатили из Степновска?