Космопроходцы
Шрифт:
Первый прыжок звездолёт сделал к пятой планете системы, на данный момент находящейся в семидесяти миллионах километров от Афродиты.
Вообще все семнадцать планет Глаза Гефеста вращались вокруг звезды довольно плотно, их орбиты умещались практически внутри орбиты Марса в Солнечной системе, поэтому особой подготовки для овердрайвов не требовалось. Эрг легко справился с расчётами маршрутов. А «Дерзкий» легко преодолел запылённое пространство между планетами, – здесь хватало хвостов из мелких камней и пылевых струй, – в режиме «призрак» и вышел над целью на высоте тысячи километров.
Пятая планета системы, получившая название Шарик, и в самом деле представляла собой планетоид размером со спутник Плутона Харон [4] . Атмосферы этот планетоид не имел, как не имел ни воды, ни какого-нибудь заметного рельефа. Издали он казался гладким бильярдным шаром зеленовато-серого цвета, а вблизи, с высоты пяти километров, напоминал уже шар боулинга, покрытый муаровым рисунком мелких барханов песка от полюса до полюса.
Космолётчики ожидали всего, в том числе увидеть изуродованное метеоритными кратерами и шрамами небесное тело, но только не такую геометрически идеальную сферу, которой, образно говоря, можно было играть в футбол.
4
Диаметр Харона 1212 км.
– Режьте меня на ремни, – заявил медик корабля Лундквист, – но это не природная глыба камня! Не может быть таких идеальных камней! Его явно обтачивали специально.
Никто ему не возразил. Кроме картинки в глубине экранов космолётчики ничего не видели, и предположение коллеги могло как соответствовать истине, так и противоречить ей.
– Нужен серьёзный комплекс измерений, – сказал астрофизик Киро Кимура. – Зонды, «скибры», дроны и стационарная станция.
– Никаких стационарных станций! – отрезал капитан Бугров. – Ограничимся сбросом дрона и одного «скибра». Будут собирать информацию, пока мы их не заберём.
– Виталий Семёнович, дайте хотя бы пару-тройку часов на общий осмотр планеты! – взмолился Шустов. – Я понимаю – СРАМ и всё такое прочее, но мы ведь не на экскурсию прилетели. Необходимо досконально изучить параметры системы, чтобы сделать правильный вывод.
Капитан Бугров помолчал. У него были дурные предчувствия, но вслух об этом он говорить не стал.
– Час, Илья Ильич, и ни минутой больше.
Исследователи засуетились.
В течение часа на Шарик высадили «скибра», похожего на гигантского паука, сбросили два зонда и беспилотник, способный самостоятельно анализировать состояние рельефа и находить на нём детали искусственного происхождения.
Однако на Шарике не оказалось ничего, что хоть отдалённо походило бы на искусственные сооружения или их развалины, а также не было никакой растительности, не говоря уже о животном мире. Даже бактерий не нашлось в приповерхностном слое почвы, которая по сути представляла собой многометровый слой песка и пыли. А самой высокой деталью рельефа был экваториальный барханный вал высотой всего четыре метра.
– Здесь нечего исследовать, – прокомментировал результаты экспресс-анализа капитан Бугров. – Летим дальше.
Шустов не согласился с его высказыванием, но возражать не стал. У него постепенно начал складываться вариант объяснения происходящих в системе Глаза Гефеста процессов. Не хватало кое-каких штрихов, дополнительных измерений полевого фона в пространстве системы и на самих планетах, однако он не любил делать поспешные выводы и лишь со вздохом повторил фразу капитана Бугрова:
– Летим дальше.
Поход к седьмой планете Кеплера, получившей название Пельмень – за её форму, длился меньше часа, причём большая часть времени была потрачена на стандартные процедуры расчёта траектории и анализа обстановки в районе финиша. Сорок миллионов километров «Дерзкий» преодолел всего за двенадцать минут, двигаясь в джамп-режиме.
Пельмень, похожий на открытый в двадцать первом веке спутник Сатурна Пан, оказался на месте. Но претерпел изменения по сравнению с тем своим обликом, какой зафиксировали системы наблюдения «Дерзкого».
Во-первых, он потерял форму, из «пельменя» превратившись в почти идеальную сферу, похожую на пятую планету системы – Шарик. Экваториальный рубец высотой в пять километров, придававший ему экстравагантную форму пельменя, исчез. А сама планетка, по размерам равная Церере [5] , была как одеялом покрыта ровным слоем пыли, скрывшим морщины и кратеры на её поверхности, обнаруженные ранее дистанционно.
5
Церера – спутник Солнца, экваториальный радиус 481 км, полярный радиус – 445 км.
– Спустимся? – без особой надежды в голосе спросил Шустов.
– Час на замеры, – ответил капитан Бугров.
«Дерзкий» сбросил на Пельмень два зонда и дрон с аппаратурой, после чего начал облёт планеты на высоте ста километров.
– Нужно провести инфразвуковое сканирование и гамма-локацию пары участков поверхности, – снова заговорил Шустов, когда автоматы принялись за свою работу. – Меня интересуют глубины планеты. Прошу разрешить посадку.
– Нет! – отрезал капитан Бугров.
– Тогда хотя бы давайте выпустим катер с модулем сканирования.
– Игорь Ильич, обходитесь тем, что уже запущено.
– Но это очень важно, мне просто дозарезу необходимы подтверждения рабочей гипотезы.
– У вас есть рабочая гипотеза?
– Есть, – признался Шустов.
– Почему же вы не сообщили об этом раньше?
– Не хватает кое-каких данных.
– Я готов спуститься, капитан, – бодро доложил Иван Ломакин.
– Хорошо, уложитесь в час, Игорь Ильич.
– Постараюсь, – обрадовался начальник экспедиции.
В шлюп загрузили необходимое для просвечивания пород коры планеты оборудование, пассажиры – Шустов и Киро Кимура – заняли места в кабине, и шлюп покинул грузовой ангар корабля, ныряя к пушистой поверхности Пельменя. Скрылся из глаз, утонув в ровном слое серо-серебристой пыли.
Как ленивые мухи поползли минуты, усиливая растущее напряжение в рубке «Дерзкого». Экипаж тоже не терял времени, анализируя поступавшую от систем внешнего обзора и контроля в рубку информацию, и атмосферу в космолёте в этот момент можно было назвать предгрозовой.