Костер в ночи
Шрифт:
– Я не замужем, – перебила я.
Она с трудом взяла себя в руки.
– О, простите, я…
– Разведена.
– О-о-о! – Она расслабилась и живо улыбнулась. – Вы тоже? Моя дорогая, и я разведена.
– Знаю.
– Три раза, милочка. Это мучительно, могу я сказать. Разве они не подлые?
– Простите?
– Мужчины, дорогая. Подлые.
– А, понимаю.
– Неужели, скажете, что ваш не был подлецом?
– Был, – согласилась я. – Определенно.
– Я это знала, – сказала счастливо Марсия. Я подумала, что на моих глазах никто так не напивался
– Николас.
– Животное, – сообщила она великодушно. Я увидела, что в ней снова пробуждается желание отправиться в крестовый поход. – Выпейте еще, дорогая Жанетта, и расскажите об этом все.
– За это плачу я, – сказала я твердо и позвонила. – А зовут меня Джианетта. Джи-а-нетта. Итальянского происхождения, как сорбо.
– Очень мило, – она отвлеклась. – Как вы заимели итальянское имя?
– Это старая история… – Я заказала напитки и с удовольствием направила разговор в новое русло. – Так звали мою прапрабабушку. Таких предков обычно засовывают в самую глубину шкафа и никому не показывают, впрочем, прапрабабушка никогда не позволяла запирать себя нигде, ни на минуту.
– Чем она занималась? – спросила заинтригованная Марсия.
– Шла к гибели обычным путем. Натурщица, любовница художника, жена баронета…
– Я тоже однажды вышла замуж за баронета. Тем не менее, я его бросила. А она?
– Конечно. Сбежала с многообещающим молодым художником в Париж, где очень разбогатела, не спрашивайте, как. Умерла в женском монастыре в восемьдесят семь лет.
– Вот это жизнь. – Голос Марсии звучал задумчиво. – Я не про монастырь, конечно, но остальное… Это подходящая, достойная прапрабабушка для человека… особенно, если составила состояние и получила титул.
Я засмеялась.
– Вот от этого ничего не осталось. Джианетта оставила все деньги монастырю. В некотором роде, застраховалась от адского огня. – Я отставила пустой стакан. – Поэтому, в отличие от нее, я одеваю на себя одежды, чтобы зарабатывать на жизнь.
Сквозь стеклянную дверь я увидела на лестнице Каудрей-Симпсонов. В столовую торопливо прошла служанка. За крутым гребнем Сгар на Стри красное небо превратилось в медное, скала стала плоским черным силуэтом. Трое молодых людей, несомненно, жители палаток, шли от реки. Они миновали наши окна, через секунду дверь отворилась и захлопнулась. Где-то часы пробили семь.
– Хочу есть, – сказала я. – Слава Богу, что наступило время обеда.
Я поднялась с кресла и направилась к восточному окну. Перед отелем распростерлась долина – почти миля плоского, вытоптанного овцами дерна. Единственная неровность – ручейки, бегущие к морю. Узкая разбитая дорога идет параллельно берегу, потом уходит в вереск и исчезает. Справа мурлычет море, свинцово-оловянное в тени гор. Далеко слева, у подножия Блейвена, вода блестит, как медное небо.
Вскрикнула и умолкла поздняя куропатка. Чайка на берегу повела крыльями. Спокойное море. Дикая, мрачная панорама. Птицы покрикивают, овцы поблеивают, да шуршит поздний прохожий, шагая по траве.
Путник ступил на гравий дорожки. Нарушил тишину шарканьем
– Блейвен, – сказала я задумчиво, – хотела бы я знать…
Сзади раздался резкий и хриплый голос Марсии:
– Вот об этом, пожалуйста, не надо. Если не возражаете.
Я удивленно оглянулась. Она допила залпом третью порцию джина и странно на меня посмотрела. Смущенная и немного взволнованная, как всегда, если мне грубят, я тоже смотрела на нее. Конечно, я перевела разговор довольно произвольно на Джианетту и ее неправильные поступки, но я не хотела говорить о Николасе. И Марсии, кажется, было интересно. Если бы ей стало со мной скучно… Но нет, не похоже, чтобы она заскучала. Наоборот.
Она примирительно улыбнулась.
– Ничего не могу с собой поделать. Но давайте не будем. Пожалуйста.
– Как хотите, – согласилась я немного натянуто. – Простите.
Я повернулась к окну.
Огромная, угрожающая гора. И тут меня осенило. Блейвен. Это упоминание Блейвена, а не Джианетты, заставило Марсию нырнуть в стакан джина, как улитку в раковину. Родерик Грант, Мурдо, а теперь Марсия… Или у меня слишком богатое воображение?
Сгущались сумерки. Запоздалый путник преодолевал последние двадцать ярдов до двери отеля. Мой взгляд остановился, я напряглась, посмотрела еще…
– О Господи Боже мой! – воскликнула я и пулей вернулась в комнату. Остановилась на коврике перед камином и Марсией, выпучившей глаза, и очень глубоко вздохнула. – Господи ты Боже мой! – сказала я еще раз.
– Что произошло? Это потому, что я?..
– Вовсе и не вы, – сообщила я устало. – А мужчина, который подошел к парадному входу.
– Мужчина? – Она была сбита с толку.
– Да. Ваш смуглый незнакомец с ужасными глазами, писатель… Для меня он не незнакомец. Это Николас Драри.
Она открыла рот.
– Нет! Имеете в виду?..
Я кивнула.
– Именно так. Мой муж.
– Этот… подлец?
Я безрадостно улыбнулась.
– Именно так. Вы правы. Этот отпуск, – добавила я без уверенности, – обещает быть очень забавным.
Глава третья
Да, так и есть, во всей красе, самонадеянная черная запись в книге посетителей: «Николас Драри, Лондон, 29 мая 1953 года». Я смотрела на нее, кусая губы, затем заметила еще одну запись тем же почерком вверху предыдущей страницы: «Николас Драри, Лондон, 28 апреля 1953 года». Значит, он здесь не впервые. Что же он здесь делает? Должно быть, собирает материал для книги, вряд ли выбрал бы такое место для отдыха. Шотландская суровость, форель и туманный вереск, мужчины в поношенных твидовых костюмах – все это совсем не гармонировало с моими воспоминаниями о Николасе. Я взяла ручку, сознавая, что руки мои не так уж и тверды. Все равновесие и самообладание мира не сделали бы возможным для меня дружески-небрежное общение с Николасом, которое, несомненно, модно среди разведенных его лондонского круга.