Костры Фламандии
Шрифт:
– Кто?! – удивленно переспросил тот, потеряв еще несколько секунд, позволивших казакам приблизиться к патрулю.
– Я ведь сказал уже: казаки! – вызывающе подтвердил Гяур и, врезавшись между патрулями, ударил офицера копье-мечом в шею, сразу же вонзаясь другим концом в бок солдату
Подскочившие вслед за полковником казаки в два копья сбили с лошади третьего дозорного, едва тот успел выхватить шпагу. И тотчас же кто-то рубанул саблей того, раненого Гяуром.
Полковник не заметил, кто именно сделал это, но, услышав рядом с собой воинственный
– О-дар! – воинственно, хотя и вполголоса, поддержал его Улич.
– Слава! – отозвалось сразу несколько казаков.
Река медленно выходила из берегов, заливая своим свинцовым половодьем крутой каменистый утес да охваченный холодным пожаром цветения весенний сад и подступая к раскинувшемуся за ним на возвышенности кладбищу.
Сорванные ураганом крыши домов мутный, бурлящий поток уносил вместе с полуразрушенными лодками, полуразвалившимися гробами и деревьями, развернутыми вверх корневищами.
Власта наблюдала это, стоя где-то глубоко внизу, у подножия огромного, низвергающегося из самых недр водопада и видела, как все то, что реке удалось сорвать и разворотить, проносилось мимо нее: из поднебесья – и прямо в бездну. Ибо сама река и водопад исчезали прямо у ног ее.
– Проснись и встань. Проснись и встань.
Она так и не поняла, кому принадлежал это суровый, властный голос. Даже не смогла определить: женский или мужской. Но что-то подсказывало, что зарождался он где-то на вершине водопада и низвергался на нее вместе с потоком:
– Встань и подойди к окну. Встань и подойди…
Уже окончательно проснувшись, Власта вдруг почувствовала, что какая-то неведомая сила приподнимает ее за плечи, словно кто-то подсунул под лопатки огромные сильные руки, которые отрывают ее, маленькую, и несут к окну. К осветленному мерцающим, хотя и не слишком ярким для того, чтобы считаться лунным светом, окну. Будто младенца – к крещенской купели.
Первое, что открылось Власте у окна, – силуэт женщины. Не то чтобы одетой в белое, а совершенно прозрачной, почти бестелесной, словно бы сотканной из дрожащего небесного свечения.
Она стояла на Сатанинском холме, подняв руки вверх, будто пытаясь взлететь или обращалась к небесам с мольбой о помощи.
Власта не могла разглядеть ни лица этой женщины, которая стояла спиной к ней, ни контуров ее фигуры. Но все тот же, «низвергаемый потоком» голос поднебесным эхом донес до нее: «Ольгица!».
И в то же мгновение девушка узнала и согласилась: «Да, это действительно Ольгица!». И ее охватило какое-то странное, неизвестное ранее чувство вдохновения, радостного облегчения, духовной и физической умиротворенности, которую, очевидно, только и можно называть «Божьей благодатью».
Подчиняясь чьей-то воле, Власта распахнула прикрытое окно и, оперевшись руками о подоконник, взглянула туда же, куда, вознеся руки к небу, глядела Ольгица. Взглянула и впервые после своего пробуждения явственно почувствовала, как все тело ее пронизывает странная, вроде
Планету, к которой возносила руки Ольгица, нельзя было считать Луной. Прямо над водопадом, над выступающими из воды камнями, над возвышенностью, прозванной «Сатанинским холмом», зависла огромная полусфера, какое-то лазурно-сиреневое, похожее на подвешенный к поднебесью купол, светило.
Власта обмерла. Она вдруг почувствовала, что это не сон. И голос, и ее пробуждение – все это уже не сон. Она поняла, что эта небесная полусфера действительно существует, и что там, на холме, стоит не кто иной, как Ольгица. Не призрак ее, а сама графиня Ольбрыхская – ожившая, возрожденная, увековеченная в обычно невидимой материи.
Власта только теперь по-настоящему осознала, что все это происходит с ней наяву, и от этого стало еще страшней.
Однако и эта вспышка страха сразу же прошла. Она развеялась, как только, присмотревшись к полусфере, девушка заметила прямо перед собой небольшой, похожий на слабо освещенное окно, голубоватый квадрат, в котором, словно отраженное в чистой воде пруда, постепенно обретало очертания человеческое лицо. Которое показалось Власте очень похожим на лик кого-то из святых. Не Иисуса Христа, а, возможно, кого-то из апостолов.
– Это не Бог, – возвестил ее все тот же поднебесный голос. – Это с тобой говорят сейчас Высшие Силы.
– Высшие? – Власте не нужно было вслух произносить слова, которые порождались ее внутренним голосом. – Они желают говорить со мной?
– Настало и твое время. Но сначала… оглянись.
Власта замедленно оглянулась и… совершенно не испугавшись, с каким-то внутренним облегчением, увидела перед собой полупрозрачного, сотканного – как и стоящая на скале Ольгица – из мерцающего сияния человека. С точно таким же лицом, какое только что открылось ей в небесной полусфере.
– Это – твой Учитель. Он послан тебе Высшими Силами. Чти его, прислушивайся к наставлениям, боготвори его, если сможешь.
– Смогу. Я готова боготворить его уже хотя бы за то, что он был учителем Ольгицы.
– Нет, он – только твой учитель, у Ольгицы был другой. Учитель научит тебя видеть мир таким, какой он есть на самом деле, а не таким, каким ты его знала до сих пор; научит творить добро, только добро. Ты сможешь совершать много деяний, которые люди, верующие и неверующие, станут называть чудесами. Но совершать только на благо. И будешь страшно наказана за каждое причиненное тобой зло.
– Ты – учитель, – и вновь Власта не смогла молвить это вслух, несмотря на то что пыталась. Слова так и остались в ее сознании. – Ты послан Высшими Силами, – говорила она взволнованно-возвышенным голосом, словно школьница, повторяющая вслед за учителем слова первого урока. Но вдруг, совершенно неожиданно для себя, взмолилась: – Спаси моего жениха, князя Гяура. Если только можешь, спаси его! Он сейчас далеко отсюда, но ты спаси. Ты знаешь, как это сделать. Ты все знаешь, ведь ты – Учитель.