Костры Тосканы
Шрифт:
— А как же вы? — спросила она, придерживая дыхание.
— Я выкупаюсь после вас.
— Но вы тоже замерзли.
Он придержал дверь, пропуская ее вперед.
— Это не так уж важно.
Она хотела возразить, но вдруг поняла, что слушать ее вряд ли станут. Ракоци распахнул перед ней еще одну дверь — во внутренний двор.
— Идемте по галерее. — Подковки его сапог мерно постукивали, перебивая звуки дождя. Он двигался в полумраке галереи как тень, лишь голос и этот стук выдавали, что он телесен. — К вечеру мне нужно будет уйти. После ванны Амадео подаст вам обед. Если желаете,
Деметриче молчала. Некоторое время она шла следом за ним, затем прикусила, словно на что-то решившись, губу и тихо окликнула:
— Сан-Джермано!
Необычное волнение в ее голосе остановило его.
— Дорогая, что с вами?
Деметриче с трудом сглотнула подкатившийся к горлу комок.
— Я хочу… стать вашей помощницей и ученицей. Я хочу, чтобы вы посвятили меня.
— Посвятил? Но во что? — Он был озадачен.
— Во все то, чем вы занимаетесь в скрытых комнатах.
Роковые слова были сказаны. Она молча ждала приговора, не смея взглянуть ему в лицо.
— И что же вы знаете об этих комнатах, Деметриче?
— Я… Я следила за вами. — Ей хотелось побыстрей снять камень с души, и она торопилась обо всем рассказать. — Вы — человек необычный, загадочное всегда привлекает, а я допоздна не ложусь. Однажды, услышав в коридоре шаги, я вышла и отправилась вслед за вами. На площадке парадной лестницы вы исчезли. Я искала потом дверь, но не нашла.
Она бросила на Ракоци опасливый взгляд. Его лицо было непроницаемым, но не казалось рассерженным. В глубине темных глазах поблескивали странные огоньки.
— Вы сказали не все?
— Да, — ответила она тихо, теребя завязки пристегнутого к ее поясу кошелька.
Он подошел ближе.
— Я слушаю, дорогая. Не бойтесь, прошу вас. — Он не касался ее, но от его рук исходил леденящий холод.
Полумрак, царивший под сводами галереи, скрывал краску, выступившую на лице Деметриче. Она это знала и все же не осмеливалась взглянуть на него.
— Я видела вас под утро.
— Да?
Ракоци понял, о чем она хочет сказать, он мог ее остановить и вдруг ощутил, что не хочет этого делать. Он просто стоял и ждал, наблюдая за Деметриче. Ему сделалось интересно, как она выйдет из затруднительного для себя положения.
— Это было несколько дней назад. Вы ушли вечером и за час до рассвета вернулись. Я видела, как вы шли по галерее. Свет фонаря… — Тут она взглянула ему прямо в глаза. — Свет упал на вас, Сан-Джермано. На ваших губах была кровь.
Ему стоило больших усилий выдержать ее взгляд, но он понимал, что, отвернувшись, может навсегда потерять доверие этой удивительной женщины. Такой храброй и такой… беззащитной.
— Лоренцо незадолго до смерти рассказал мне о вас… точнее, о своих подозрениях…
— Он был весьма проницательным человеком, — сказал Ракоци, вспоминая праздник Двенадцатой ночи.
— Да? — Глаза Деметриче расширились. — Значит, его догадки были верны?
Ну почему миг откровения всегда сопряжен с такой болью? Каждый раз он задавался этим вопросом и каждый раз перед ним отступал.
— Что
— Он сказал, что вы… что вы бессмертны…
— Я не бессмертен. Точней — не совсем, — Его слова звучали отрывисто, резко.
— Он сказал, что вы… вы… вампир.
Ракоци не ответил, и она отважно продолжила:
— Он говорил, что церковь ошибается, что вампиры не демоны, что они вовсе не прокляты Богом и не созданы по подобию сатаны. Он сказал, что они… просто особенные…
— Лоренцо был прав, — тихо ответил Ракоци, прислушиваясь к немолчному шуму дождя, — Деметриче, — медленно произнес он. — Я говорил это прежде и повторю сейчас. Вам нечего меня опасаться. Как и любому из флорентийцев. Он помолчал. — Я сказал это Лоренцо. И он, кажется, мне поверил. Поверьте и вы.
У нее вырвалось невольно:
— Но кровь…
— Одна особа сама пожелала отдать ее мне.
— Донна Эстасия?
— Нет.
Ревность, вдруг шевельнувшаяся в Деметриче, несказанно удивила ее, и она поспешила выбросить из головы глупые мысли.
— Что происходит? Когда вы… пьете?
Ракоци знал, что разговор может завести далеко, но отступать уже не имело смысла.
— Это бывает нечасто, и обычно мне нужно немного. Для тех, кто ко мне… ммм… благосклонен, все происходит словно бы в полусне и сопровождается довольно приятными ощущениями. Наутро возможна слабость, которая быстро проходит. — Глаза Деметриче недоверчиво дрогнули. Ракоци усмехнулся: — Да нет же, милая, я совсем не чудовище. Осушите рубиновый кубок, и вы получите полное представление о том, как это бывает. Впрочем, одной крови мало. В ней содержится многое… но далеко не все. Нужна еще близость, нужны сильные чувства, привязанность… если хотите, однако такое сопряжено с риском для тех, кто принимает меня. Люди, к которым я… скажем так… неравнодушен, могут стать подобными мне. — Он неловко пожал плечами и отвернулся.
— Сан-Джермано, но… в таком случае вы обладаете свойством передавать бессмертие вашим… партнерам? Так это или не так?
— Так.
Он знал, каким будет следующий вопрос, и ждал его с обреченностью приговоренного к казни.
— Тогда почему же вы не спасли Лоренцо? Почему позволили ему умереть? Он ведь был вашим другом.
— Да, был. — Ракоци сжал кулаки и закрыл глаза, заново переживая горечь утраты. — Я не спас его, потому что не мог. Я не мог ничего для него сделать.
— Но вы даже и не попробовали?
Она вытянулась в струну, в ее светлых янтарных глазах вспыхнули слезы гнева.
— Деметриче, поверьте, если бы имелся хотя бы самый мизерный шанс, я бы на все пошел… я бы вернул ему жизнь… даже против его желания.
— Почему же вы этого не сделали? — Взгляд ее сделался умоляющим, гнев в нем угас.
Он глубоко вздохнул.
— Потому что есть вещи, к которым не подступиться!
Ракоци помолчал, подыскивая убедительные слова.
— Постарайтесь понять это. Я не мог ничего поделать. Он мучился, а я терзался в бесплодных поисках снадобья, способного продлить ему жизнь. Кровь, Деметриче! Больная кровь в его жилах не позволяла ничего изменить. Чтобы переродиться, нужна здоровая кровь. Я был бессилен.