Костяной браслет
Шрифт:
— Да нет, ты не понимаешь.
— Есть история, — начал Бруни, — о том, как Один добыл кубок, до краев заполненный медом поэзии. Он делится этим медом с богами, но порою капля-другая падает и в мир смертных.
— Вот это я и имела в виду! — с жаром подхватила Сольвейг. — Очень похоже.
— Он не спросил у нас ничего о наших странствиях, — недоумевал Вигот. — Ни о наших спутниках, ни о товарах… ему неинтересно, куда мы направляемся.
— Он спросил тебя, какую рыбу ты хочешь поймать, — напомнила ему Сольвейг.
— Да
Бруни заворчал:
— Снова одни девчонки на уме, а, Вигот?
— И рыба.
— У тебя не голова, а выгребная яма.
— Твои мысли и того грязнее, — отрезал Вигот.
Бруни поглядел на него с презрением, его толстые губы приоткрылись. Он фыркнул:
— Чья бы корова мычала. — Он взглянул на Сольвейг: — Не обращай на него внимания. Вигот со своей рыбой напомнил мне кое о чем.
— О чем? — спросила девушка.
— Да ты на крючке, а? — Рот Бруни снова открылся. — Послушай-ка вот что. Однажды Тор пошел на рыбалку, и знаешь ли, какую он взял наживку?
— Дерьмо? — предположил Вигот.
— Нет, он насадил на свой крючок — очень большой крючок, запомни, Вигот! — бычью голову. В глуби морской его поджидало чудище, Змей Мидгарда, кольцом охвативший наш мир. Он выпустил изо рта собственный хвост и схватил наживку. Море вспенилось, словно эль, и зашипело. Но Тор вытянул чудовище из морских глубин, достал свой молот и ударил змея по голове. Змей Мидгарда рванулся, и огромный крюк разрезал ему нёбо. Он замотал головой из стороны в сторону, он вырывался…
Бруни и сам рычал, шипел и плевался, точно змей из сказания, — и разбудил всех собак в округе.
В паре сотен шагов Сольвейг и Вигот услышали вой и лаянье. Звуки приближались.
— Ты и этот твой монстр! — огрызнулся Вигот. — Вы разбудили псов!
Две гончие, рыча, бежали к ним по пристани огромными прыжками.
Бруни не двинулся с места. Он заорал на собак, но тех его крики лишь разозлили. Псы окружили путников. Сольвейг слышала, что они запыхались, и чувствовала на себе их зловонное горячее дыхание.
— Убирайтесь! — завопил Вигот, поднимая весло, валявшееся рядом с лодкой булгар.
Но пока он наклонялся, одна из гончих с рыком бросилась на Сольвейг и сбила ее с ног.
— Беги! — крикнул ей Бруни.
Но Сольвейг не могла бежать. Она отшатнулась. Ей не за что было зацепиться. И тогда обе собаки прыгнули прямо на нее. Она смотрела им в горящие глаза. Видела острые зубы.
Сольвейг завизжала, пытаясь отбиваться.
Но одна гончая вцепилась ей в левую голень, а другая погрузила клыки прямо в тонкую шею.
Сольвейг никогда еще не кричала таким страшным криком. Потом она услышала звук тяжелого удара — ХЛОП! — и почувствовала, как на нее всем весом упало тело одной из гончих.
— Попалась, псина! — загремел
Но другой пес решил с ним не связываться. Увидев, что за ужасная участь постигла его спутника, он заскулил и, поджав хвост, понесся прочь.
Вигот снова повернулся к первой гончей. Ткнул ее веслом и снова огрел по голове. Изо рта у той вырвался поток кровавой слюны, замочив спину и плечи Сольвейг.
— Сними с нее псину, давай! — прошипел Бруни.
Они вдвоем стащили тяжелое тело с Сольвейг, и Бруни опустился перед ней на колени:
— Девочка! Сольвейг! Ты в безопасности.
Сольвейг свернулась комочком, будто неродившийся младенец. Ее перевязанная рука накрывала укус на шее, другой она сжимала окровавленную лодыжку. Девушку трясло крупной дрожью. Услышав успокаивающий голос Бруни, она начала всхлипывать.
Бруни взял ее под мышки и попытался поставить на ноги, но мышцы отказывались ей служить. Тело обессилело, конечности были точно ватные, и лишь сердце бешено билось. Когда Бруни ослабил хватку, Сольвейг просто скользнула из его рук обратно на доски.
— Ну давай же, девочка! — пытался подбодрить он ее.
Но Сольвейг не отзывалась на его слова, сотрясаясь от рыданий.
Бруни шмыгнул носом и почесал правое ухо:
— Да, плохо дело.
— Гончие из самого Хелля, — промолвил Вигот. — Убийцы.
Бруни уставился на него:
— Как и ты сам.
— Что вовсе не плохо, — отозвался юноша. И затем переспросил с яростью в голове: — Не так ли?
Бруни снова опустился рядом с Сольвейг на колени:
— Я донесу тебя, девочка.
— Я понесу ее, — предложил Вигот.
Но руки Бруни уже проскользнули под спину и бедра девушки, и он взглянул на Вигота с вызывающей улыбкой.
А Сольвейг все не могла унять рыдания. Бруни качал ее на руках, словно младенца, и она чувствовала себя совершенно беспомощной. «Как жаль, что я уехала из дому», — думала она. Всем сердцем, всеми мыслями и истерзанным телом своим жалела она о том, что покинула дом.
11
Ее тело сотрясала лихорадка. Она то садилась на постели, не понимая, где находится, и протягивала руки куда-то вдаль, бессвязно бормоча, то снова ложилась и, задыхаясь, обливалась потом. Она кричала, а затем затихала, и спутникам ее уже начинало казаться, что она не заговорит никогда. Она дрожала и стонала.
Одиндиса выхаживала ее всю ночь напролет. Она положила голову девушки себе на колени и нараспев читала над ней заклинания и втирала мед в ее раны; она растирала сухие травы — тимьян, мяту, еще что-то, — мешала их с желтком и кормила Сольвейг с кончиков пальцев.