Кот, который гулял по чуланам
Шрифт:
— Полчашки, пожалуйста, а то мне надо в редакцию. Ей-богу, как хорошо дома! Две вещи поразили меня в «Парке розового заката». Первое — это то, что управление парка выкупило передвижной бабушкин дом за четверть цены, которую она за него заплатила. Вилмот посоветовал мне смириться с этим, дабы не увеличивать своих расходов.
— Что ещё?
— У бабушки появилась страсть к собачьим бегам! Ты в состоянии вообразить степенную, изящную пожилую даму у окошка тотализатора, делающую двойную ставку на номер пять в шестом забеге?
— Кто тебе
— Соседка, которая первой обнаружила тело.
— Ты долго беседовал с ней?
— Она сама не своя поболтать, да мне было некогда. Я стремился поскорее попасть домой, к семье.
Квиллер разгладил усы.
— Я всё время думаю о том, что мог бы составить неплохое жизнеописание Эвфонии Гейдж, — сказал он. — Здесь полно людей, которые хорошо знали её и которые не прочь поделиться своими воспоминаниями. Кроме того, можно позвонить той даме, её соседке в парке. Кстати, как её зовут?
— Робинсон. Селия Робинсон.
— Как ты думаешь, она согласится поговорить со мной?
— Да она заговорит тебя до смерти! Готовься получить солидный счётик за телефонную болтовню.
— Ты полагаешь, что я совсем уж простофиля. Я поручу оплатить счёт редакции.
Прощаясь, Джуниор сказал:
— Квилл, я, кажется, понял, почему бабушка поступила именно так. Она верила в перевоплощение душ, и, видимо, ей наскучило играть в нарды, поэтому она решила перейти в другую жизнь. Ты считаешь, что все это вздор?
Странный звук раздался из-под кухонного стола.
— Что это? — удивился Джуниор.
— Это Коко, — пояснил Квиллер, — они с Юм-Юм сидят под столом и ждут своей доли пончиков.
Глава пятая
Стоило Джуниору заговорить о перевоплощении душ как о причине, побудившей Эвфонию совершить самоубийство, кошачье мурлыканье под столом стало звучать протестующе и даже враждебно.
— Ты не разделяешь эту мысль, — обратился Квиллер к Коко, после того как Джуниор ушел, — я тоже. Мы кое-чего не знаем об этой даме, увы, но хотелось бы узнать.
Три пончика и две чашки кофе лишь возбудили аппетит Квиллера, и он направился в закусочную Луизы с намерением подзаправиться гречневыми блинами с канадским беконом и кленовым сиропом и запить все это двойным элем. Луиза сама сегодня обслуживала посетителей, и, когда она принесла ему заказ, он заметил, что блины выглядят как-то необычно. Он осторожно попробовал их.
— Луиза, — позвал он, — что с блинами?
Перед тем как забрать со стола тарелку, она бросила на блины беглый взгляд.
— Вам подали блины из овсяных отрубей, которые заказала миссис Тудл!
И схватив тарелку, она перенесла её на другой стол, мгновенно вернувшись к Квиллеру с его заказом.
— Эти выглядят получше? — спросила она. — Миссис Тудл только помаслила их и полила медом, но ещё не начала есть.
В этом заведении такое происшествие не считалось чем-то из ряда вон выходящим:
— Ну что, вы лишились хорошего клиента? — спросил он Луизу, когда она подала ему счёт.
— Кого именно?
— Эвфонии Гейдж.
— Ах, вы об этой старой ведьме? Да она была слишком высокомерной, чтобы ходить сюда. — Луиза презрительно повела плечами. — Она присылала за арендой своего управляющего. А когда был жив её супруг, он приходил за платой сам, и я всегда угощала его хорошей порцией говяжьего ростбифа с хреном. Прекрасный был человек! Если в этот день у меня не хватало денег, он не возражал против того, чтобы зайти ещё раз.
— И снова получить ростбиф? — улыбнулся Квиллер.
— Бросьте! — резко оборвала его Луиза; лицо её при этом выражало и несогласие с замечанием Квиллера, и восхищение от того, что это могло оказаться правдой.
По дороге домой Квиллер обдумывал, как он напишет жизнеописание бабушки Джуниора. Название, возможно, будет такое: «Несколько шляпок миссис Гейдж». Одновременно и щедрая, и прижимистая, элегантная и аскетичная, остроумная и непредсказуемая, грациозная и надменная, бывшая танцовщица отличалась снобизмом, имела отличное здоровье и была «пурпуристкой» — это слово он придумал сам.
Дома, сидя за письменным столом и систематизируя материалы для жизнеописания, он вдруг заметил, как Коко выскользнул из библиотеки, держа что-то в зубах. Тяжелая походка, наклоненная голова и горизонтально вытянутый хвост свидетельствовали о том, что он занят весьма серьёзным делом. Као Ко Кун не ловил мышей, оставив это занятие Юм-Юм, но сейчас в его походке и облике было что-то хищническое, и Квиллер, неслышно ступая, последовал за котом, направлявшимся к кухне. Когда расстояние позволило, Квиллер схватил Коко под брюшко и приказал:
— Брось эту мерзкую штуковину!
Коко, редко воспринимавший приказы с готовностью их исполнить, изогнулся в его руках, ещё сильнее сцепил зубы, удерживая добычу, и затряс головой, не давая разжать себе челюсти. Квиллер принялся сладким голосом уговаривать его:
— Коко, хороший… ну отдай… Ну отдай, мой мальчик! — Он гладил и почесывал бархатное горло кота до тех пор, пока тот не почувствовал неодолимой потребности лизнуть себе нос.
— Так вот это что! — воскликнул Квиллер, хватая добычу.