Кот, который умел искать мины (Оборотень в погонах)
Шрифт:
– И седьмая комната... пустует уже три года как, – закончил я.
Забавно – квартир в Москве хронически не хватает. Я сам таскаюсь на работу через областные порталы аж из Подольска, восемь ворот до пересадки в городскую портальную сеть. А тут пустует вполне еще жилая комната. Прописанный в ней брат... то есть, простите, господин находился на данный момент в местах отдаленных – шабашил, кажется, в Германии строителем. Пикантность ситуации заключалась в том, что ни о его точном местонахождении, ни о том, жив ли блудный жилец вообще,
– И все! – с торжеством провозгласил Женька.
Можно, само собой, предположить, что в дом ночью проникли злоумышленники, пристукнули ветерана и скрылись, ничего не взяв – в том числе оставив ценные нимбы, которые на «черном» рынке можно толкнуть за приличную сумму. Но не позволяет бритва Оккама. А так мы имеем классический вариант «запертой комнаты». Убийца – кто-то из соседей Кромера. Кто?
Неясная мысль зашевелилась у меня под теменем.
– А ну-ка, – скомандовал я, – пойдем глянем на жертву.
Женька сморщился.
– Жмуриков не видал? – поинтересовался он.
– Видал-видал, – рассеянно отозвался я.
Место преступления – кухню коммуналки – отгородили от внешнего мира символической желтой тесьмой, не дававшей рассеяться магоследам, буде такие обнаружатся, но «корочки» давали нам способность пересекать ограждение. Я присмотрелся к жалкому в смерти телу полугнома и удовлетворенно хмыкнул.
– Теперь пошли в его комнату, – скомандовал я.
– На тебя что, зуд напал? – недоуменно полюбопытствовал Женька.
Я не ответил. Складывавшаяся у меня версия казалась настолько логичной, что меня волновало только одно – не найду ли я противоречащих ей улик. Потому их я и выискивал. Лучше это сделаю я, чем кто-то другой.
Мы с Женькой еще раз оглядели комнату. Просторная – пожалуй, в нее поместилась бы вся моя малогабаритка. Старая-престарая мебель, потертые покрывала... интересно, а жена у Олега Родольвовича была? Да, была; на стене висит старинная симпатограмма – молодой, импозантный офицер и юная некрасивая девушка с букетиком. Мне вдруг стало стыдно за то, что я так грубо дотронулся до чужой судьбы. Так, что тут еще есть? Эфирник в углу на тумбочке, огромный круглый стол в центре комнаты, побитая вазочка...
– Ты видишь? – спросил я у Женьки, закончив осмотр.
– Что?
– То, чего тут нет, – ответил я на манер пифии. – Пошли на кухню.
– Слушай, ты меня замотал! – возмутился Женька. – Это не квартира, а дракошня какая-то, от кухни до сортира троллейбус пускать можно!
– Пошли-пошли, – кровожадно приказал я. – Сейчас ты будешь свидетелем тому, как я с треском сяду в лужу.
– Тогда пойду, – согласился покладистый Женька.
Эксперт-патохилер мне попался на удивление трезвый. Обычно эти сермяжные хароны пьют по-черному. Хотя если бы я постоянно имел дело с трупами – сброшенной человеческой оболочкой, лишенной духа,
– Проверьте содержимое его желудка, – приказал я.
– Что? – Эксперт воззрился на меня взглядом бешеного кролика. – Ему раскроили череп , на случай, если вы не заметили. И умер он от этого, будьте покойны.
– Я знаю, – ответил я. – Проверяйте.
Патохилер покорно вздохнул и опустился рядом с телом на колени. Чтобы сосредоточиться, он закрыл глаза и протянул руки вперед, отчего поза его приобрела гротескное сходство с позой целителя, налагающего руки на больного.
Пальцы патохилера коснулись дряблого старческого живота, без сопротивления прошли через кожу и зашарили где-то внутри.
– А вот какое у нас сердечко, – бубнил лекарь, – дрябленькое, бляшковатое такое... ай, а аорта-то как каменная, снутре штукатуреная...
Рука его скользнула глубже, и лекарь замолк. Я невольно нагнулся к нему.
– Интересно... – пробормотал он через минуту-другую. – Некоторое количество... буры. Очень странно.
– Она вообще ядовитая? – поинтересовался я.
К стыду своему, я плохо разбирался в бытовых ядах – как раз во время этого курса у меня случился скоротечный роман, и зачет я сдавал на одних молитвах. Как ни странно, сдал с первого раза: вытащил один из трех выученных билетов.
– Вообще да, – ответил медик. – А в такой дозе – нет. Чтобы отравиться бурой насмерть, нужно ее столько сожрать – не всякий желудок выдержит. А тут и чайной ложки не было.
– Тогда понятно. – Я разогнулся. – Ну что, Жень, пошли к бабке?
– Ты умом двинулся? – тихонько взвыл мой коллега. – Тебе одного раза мало было?
– Пошли. – Я попросту потащил его за собой, ухватив за рукав.
В комнате бабки Дарьи было душно. Мелкая пыль висела в воздухе, сухостью опаляя горло. Сама хозяйка шуршала чем-то в углу, распространяя белесые пыльные волны.
– Дарья Васильевна Феоктистова? – вопросил я, с трудом удерживаясь, чтобы не расчихаться.
– Ась? – недружелюбно откликнулась бабка, с кряхтеньем разгибаясь.
– Вы обвиняетесь в убийстве Олега Родольвовича Кромера, – провозгласил я. – Вы можете что-то сказать в свое оправдание?
Бабка Дарья уперла руки в боки и воззрилась на меня, как на очередного шестиногого супостата.
– А чего он прусаков разводил? – взвизгнула она.
Когда орущую и сквернословящую бабку упихали наконец на благочинский ковер, Женька обернулся ко мне и голосом голодного волота потребовал:
– Колись!
– А чего колоться? – удивился я.
– Колись, как старуху расколол!
– Все просто. – Я пожал плечами. – Ты топор этот видел? Мисюрины бы его просто не подняли. Могли поднять Кольцов, Кольцова и бабка Дарья. Но Кольцовы были заняты исключительно друг другом – он буянил, она терпела. Оставалась бабка. И я принялся искать мотив.