Кот в малиновом тумане
Шрифт:
— В таком случае, мистер, тебе каюк.
— Что заставляет вас думать, что я являюсь вашим отцом?
— Когда я родилась, меня назвали Полуночницей Луизой, и мама говорила, что я — вылитый отец. Я выяснила, что его звали Полуночник Луи, а такой персонаж весьма известен в окрестностях Лас-Вегаса, как забияка, бабник, гоняющийся за каждой пушистой штучкой, которая попадется на глаза, и, вдобавок, сотрудничающий с двуногими.
— Хм, — Гуляка Луи расслабился настолько, что задрал лапу и с отсутствующим видом лизнул ее. — Неплохо. А кто такой этот проныра, рискнувший встать между нами?
Икорка сверкнула в мою сторону золотыми глазами:
— Да так, один ничтожный домашний котик. Безвредный, хотя немного туповатый.
Я лишился дара речи настолько, что даже не мог в нее плюнуть.
Я! Лечу! С риском для жизни! Туда, куда дикие кошки боятся ступить! Между двумя враждующими сторонами! Между двумя яростными комбатантами! Не думая о себе!..
— Слушай, — я хотел прошипеть «сестренка», но это не слишком соответствовало обстоятельствам. — Слушай, ты, маленькая дрянь! Если бы ты унаследовала хотя бы половину мозгов твоего старика, ты бы не явилась сюда, обвинять постороннего чувака. Ты до сих пор не поняла, что Полуночник Луи — это я! Полуночница Луиза, как же!.. Твоя мама совершила прискорбную ошибку. Для подобного имени тебе не хватает породы.
— Ты!.. — она оглядела меня со всех сторон, как будто никогда раньше не видела. — Ты же просто толстый, старый якобы сыщик с претензией на величие! Мой отец — крутой чувак. Мой отец — ужас и террор темных аллей и проходных дворов! Мой отец — скотина, но он спас «Хрустальный феникс» и жизнь Джонни Даймонда…
— И вычислил убийцу на книжной ярмарке, и выручил из беды Бэйкера и Тейлора, корпоративных котов, несмотря на их загнутые уши и жуткий акцент, а также пришпилил серийного убийцу на конкурсе стриптизеров. Да, многое случилось после того, как мы с твоей мамой разошлись, как в море корабли.
— Разошлись! Ты ее бросил! Так же, как и нас, детей!
— Она сама так хотела. Ей не нравились мои ночные дежурства, опасности моей работы. Говорила, что она и дети будут в большей безопасности, если мы расстанемся. Почему бы она назвала тебя в мою честь, если бы ненавидела меня?
— Она… не соображала, что делает.
— Очевидно, ты-то соображаешь. Послушай, дитя мое. Мой старик тоже бросил нас. Так всегда бывает в жизни. И это лучше для всех. Я не ищу его и не держу на него зла. Фактически, я знаю, где он, и, если бы выбрал путь мести, я мог бы добраться до него и задать хорошую трепку. В конце концов, он ведет роскошную жизнь на рыболовецком траулере на северо-западе Тихого океана, качаясь на волнах, получая любые креветки, какие пожелает, поглощая тунца и лосося, и не вспоминая обо мне и моих братьях и сестрах. А также о тебе и твоих родных. Но разве я его обвиняю? Нет. У каждого свой путь…
Неожиданно сильный тычок в плечо прервал мою речь. Я развернулся, готовый к драке. Я спас этому чуваку шкуру, усы и хвост, а он нападает на меня со спины?!..
— В чем дело? — спросил я грубо.
Гуляка Луи склонил свою огромную потрепанную башку и подмигнул мне зеленым глазом:
— Хотел поздороваться. Ну, здравствуй. Сынок.
Глава 32
Исповедник на доверии
Мэтт сидел, глядя на телефон. Дело отца Фернандеса было закрыто, но оставалось еще одно. Ему предстоял завершающий, самый неприятный звонок в жизни, половину которой он в последнее время проводил на телефоне.
Номер выглядел так невинно, записанный его красивым, выработанным еще в школе, почерком на маленьком листке для заметок. Синяя шариковая ручка на бледно-желтом. Этот унылый желтый цвет вполне соответствовал его настроению.
Он взял трубку и решительно набрал номер. Приятный женский компьютерный голос автоматического секретаря попросил его нажать еще несколько цифр, чтобы перенаправить звонок… Обычно Мэтт использовал телефон для общения с живыми людьми, а не с компьютером. Ему автосекретарь казался чересчур отстраненным и жизнерадостным, если учесть, что по этому телефону обычно звонили люди, гораздо более расстроенные, чем он в настоящий момент, и это еще мягко сказано.
Когда он, наконец, услышал человеческий голос, то спросил лейтенанта Молину, и не запрыгал от счастья, когда ее немедленно позвали к телефону.
Мэтт назвал себя, что вызвало непонятное замешательство на той стороне.
— Чем я могу быть вам полезна? — спросила она, наконец.
— Мне нужно с вами встретиться. Есть кое-что, что вам необходимо знать.
— Мне многое необходимо знать, мистер Девайн. Так что давайте встретимся прямо сейчас.
— Отлично, — теперь он почувствовал облегчение: скоро все это закончится. — Вы… то есть, полицейский участок находится в даунтауне?
— Прямо на верхнем конце Минт-стрит. Но вы звоните из дома?
— Да.
— Я сейчас подъеду. Пятнадцать минут.
— Я встречу вас у задней двери.
— Почему у задней?
— У парадного входа после обеда всегда толпа возле свадебной часовни.
— А, да, частный бизнес Электры Ларк, часовня Нерушимых Уз. Я забыла. Хорошо, у задней двери через пятнадцать минут.
Она повесила трубку, и Мэтт уныло усмехнулся ее оперативности. С ней будет непросто, но, с другой стороны, никто и не обещал, что будет просто. В конце концов, это ее работа.
Мэтт спустился к бассейну и стал ждать. Тихое местечко у бассейна, окруженное зеленью, было одной из причин, по которым ему нравился «Серкл Ритц». Возможно, оно чем-то напоминало монастырь.
Через несколько минут, услышав, как автомобиль Молины въезжает на парковку, Мэтт встал и пошел открыть для нее калитку.
Она была одета в своем обычном деловом стиле: однотонный костюм — юбка-четырехклинка и блейзер, сегодня бледно-персикового цвета, а под ним — кремовая рубашка. Мэтт подумал, догадывается ли она, что ее личный дресс-код напоминает форму учениц католической школы, с понятной скидкой на жаркий климат, допускающий пастельные цвета.
Роскошные брови Молины приподнялись, когда она увидела уютный уголок у бассейна.
— Просто Шангри-Ла на Стрипе.
— Давайте посидим здесь, — Мэтт кивнул на пластиковые шезлонги в тени.
Молина не двинулась с места.
— Я предпочитаю говорить в доме. Почему вы не хотите пригласить меня к себе? С вашей квартирой что-то не так?
— Просто… мой дом — моя крепость. — Ее брови снова приподнялись, и он улыбнулся улыбкой, которая была призвана разоружить собеседника: — В моей прошлой профессии личная комната была единственным местом, где я мог остаться наедине с собой. Так получилось, что я не смог пока избавиться от этого чувства.