Котировка страсти или любовь в формате рыночных отношений
Шрифт:
Нет, Карина не поверила Соболеву, но и смысла спорить — не видела. Она понятия не имела, что он делал и где был эти полтора часа. Но, ведь, Дима действительно вчера говорил что-то о том, что сегодня она сможет вернуться домой, возможно, именно потому и не спорил с Соболевым, если тот его видел сегодня. Тем более, если не знал о ее маленькой мести. И хоть Карина почти не сомневалась, вопреки уверенности Константина, что ее не убьют, но и наказание сегодня получать не хотелось. Так она и сама может не выдержать и умереть от травм. Так что, уехать, чтобы хоть немного прийти в себя, стоило. Она вернется
Мужчины не торопились выходить, похоже, не доверяя ее умению одеваться в таком состоянии.
Карина хмыкнула, иронично посмотрев на них. Чуть приподняла бровь, насколько допускал мимику синяк на скуле. И взялась за пояс халата с очевидным намерением тот снять.
— Борис, собирай парней, и ждите у выхода. — Вдруг напряженно велел Соболев своему помощнику.
Впрочем, тот и сам, едва осмыслив ее намерение, уже отвернулся, направившись к двери.
Карине подумалось, что проще и быстрее было бы сказать «Вон!», ведь именно это подразумевалось. Картов именно так бы и сделал.
А этот — нет, заботился о самоуважении и гордости своих людей.
Сам Соболев остался стоять перед ней.
Что ж, нравится ему любоваться ее синяками — на здоровье. Стесняться Карину давным-давно отучили. Спокойно сбросив гостиничный халат и оставшись перед ним практически обнаженной, не считая трусиков, Карина посмотрела на платье. Да уж, мог бы выбрать и что-то поудобней. Но сама она снять другое не сможет, а просить Константина, когда он и так, уже готов ее обнаженной выволочь из номера, не казалось хорошей идеей. Карина уверенно расстегнула потайной замок, спрятанный в боковой шов.
Понимая, что через голову не сможет натянуть этот наряд, не сумеет поднять рук, она, совсем как в детстве, том, другом, о котором старалась никогда не вспоминать, шагнула ногами в пройму платья.
Мама всегда ругала, когда Даша так делала… Всегда, и учила одеваться правильно.
Но у Карины матери никогда не было. Оттого она спокойно делала то, что хотелось.
И все-таки, полностью справиться с нарядом у нее не вышло. Даже то, что замок был сбоку — не спасло, не могла она сейчас так изогнуться, чтобы с тем совладать.
— Давай, помогу. — Хмурым голосом предложил Константин, наблюдая за ее мучениями.
Разрешения он не ждал, просто быстро застегнул, лишь на секунду коснувшись тела Карины.
— Пошли. — Велел он, закончив.
И пошел к выходу из комнаты. Карина с тоской посмотрела ему в след, прекрасно понимая, что ей за ним не угнаться.
Может, и хорошо? Он поймет, что она его задерживает и, наконец-то, уберется восвояси, а Карина отправиться домой. Но надеялась она зря. Обернувшись у порога с легко читаемым недоумением на лице, видимо от того, что его емкое распоряжение не выполняется, Константин миг помедлил, хрустнул суставами. А потом — вернулся и крепко, но осторожно ухватил ее локоть, чуть пониже ожога.
Она не знала, откуда взяла силы, неоткуда, вроде бы. Но Карина тут же дернулась, пытаясь выбраться. Затравленно глянула в его пасмурное, напряженное лицо.
— Тише. — Соболев поймал ее вторую руку. — Тише, девочка. Я не собираюсь тебя мучить еще больше. — Глядя ей в глаза, он произнес это медленно
Не то, чтобы Карина поверила. Но у нее не было выбора, да и сил спорить. Как и желания это делать. Дурман аналгетика так и не рассеялся полностью, то и дело, накатывая на сознание, то вгоняя Карину в сонную дрему, то окатывая глупой эйфорией, как совсем недавно.
Сейчас веселье спало так же стремительно, как сходит волна с берега, и Карина поняла, что даже стоять трудно. И уже не осталось сил бравировать и бросать вызов, как пару минут назад. Все-таки, она очень мало отдохнула. Но, хоть уже не тянуло расплакаться, жалея себя. Значит — выдержка понемногу возвращалась.
И она позволила ему вести ее. Хотя и не смогла расслабиться. Мышцы, напряженные страхом, снова немилосердно заболели, но Карина не могла на это повлиять, а потому приняла как данность, стараясь, по крайней мере, сдержать предательскую, трусливую дрожь.
До первого этажа, как и до машины, в общем-то, она доползла только благодаря поддержке Соболева. С каждым шагом Карина все больше опиралась на него, пока и вовсе, не навалилась всем телом. Но он не заставлял ее отстраняться, только крепче обхватил. И еще, кажется, бормотал ругательства, хоть и не казался рассерженным. А вот хмурым и недовольным, да, пожалуй. Но ведь это не она просила куда-то ее тащить. Так что Карина решила не обращать внимания на его настроение. К тому же, вернулась сонливость. Причем, настолько непреодолимая, что Карина уснула, едва села на заднее сидение какого-то автомобиля. И даже то, что она, в принципе, понятия не имела, куда ее везут на самом деле, и для чего, уже не помогало оставаться в сознании. Карина сдалась своей усталости, боли, и лекарству.
А проснувшись, не сразу поняла, что находится в самолете, который уже летел. Она лежала в удобном, широком кресле, обтянутом кожей, с сильно откинутой назад спинкой. Ее ноги укрывал какой-то темный плед.
Карина совершенно не помнила ни аэропорта, ни посадки, ничего. Да и сейчас не очень четко воспринимала окружающее. Веки закрывались сами собой, а сознание укутывала какая-то вязкая пелена, но теплая и приятная. Почти такая, как то одеяло, что ее грело. Просыпаться до конца совершенно не хотелось.
Где-то сбоку она слышала негромкий разговор. Соболев говорил еще с кем-то. Кажется, с тем мужчиной, у которого была дочка, которую тот давно не одевал… Вспомнив его возмущение предположением, что он должен знать, где замок ее платья, Карина снова улыбнулась. Попыталась посмотреть туда, но шевелиться не хотелось, да и смысл слов ускользал от нее. И Карина поняла, что опять проваливается в спасительную, блаженную темноту отдыха без снов.
Они летели совсем не долго. Не больше часа, наверное, да и это — с посадкой и приземлением. А ей показалось, что время растянулось, стало невероятно долгим и тягучим, и все из-за того, что она то просыпалась, то вновь проваливалась в густую темноту. За ее спиной продолжался тихий разговор, вслушиваться в который у Карины не было ни сил, ни желания. А все пространство небольшого самолета наполнял равномерный и монотонный гул.