Коулун Тонг
Шрифт:
— Ненавижу этого Хуна, — пробурчал Чеп.
— Да что тебе в нем? — возразила мать. — Он наш деловой партнер, вот и все. Если, как обещал, выложит хорошие деньги, плевать я на него хотела.
— По-моему, он — скот.
Слово сорвалось с языка невольно, неожиданно для самого Чепа. Он поразился его меткости. «Скот» — исчерпывающее определение Хуна.
— Он покупает фабрику, — заявила мать, точно высказывание Чепа не имело никакого отношения к делу.
Может, она и права. Будь Хун абстрактным покупателем, просто именем в графе документа, его личные качества не играли бы никакой роли.
— Я бы ему с удовольствием все кости переломал.
— Уймись, Чеп. Даже думать не смей.
— Был бы жив мистер Чак…
Старик заменил Чепу отца. Порвав с Китаем, он наладил новую жизнь в Гонконге, следовал непреложным законам беженца: хранил верность своим принципам, во многом себе отказывал, упорно трудился, питал благодарность к властям. Мистер Чак не скрывал своего презрения к Китаю. Китай — тюрьма. Председатель Мао — Старая Черепаха. Именно у мистера Чака позаимствовал это прозвище мистер By, порой исполнявший при владельце фабрики обязанности шофера. Чепу не хватало мистера Чака, не хватало воплощенных в нем оптимизма и стабильности. Когда же Чеп случайно заметил его в «Киске», то проникся к старику еще большей симпатией.
— Бедный Геннерс, — произнесла мать. — Но будь Генри Чак еще жив, ты был бы намного беднее.
— Зато тогда бы ничего не произошло, — возразил Чеп. — Это его смерть все изменила.
С этими словами Чеп вышел из дома. И не сумел завести «ровер».
Еще одно звено в цепи утрат и неопределенных дурных предчувствий. Затем — ни «Юнион Джека», ни мистера By. Его захлестнуло отчаяние, и, глядя вокруг, он провидел во всем одно — знак, что выбора у него теперь нет и судьба неотвратима.
Монти ждал его в холле Гонконгского клуба, под портретом королевы. Завидев Чепа, он тут же расстегнул портфель.
— Тебя записать как гостя, сквайр?
— Нет, я еще состою в клубе, — сказал Чеп. — Сам не знаю почему. Я сюда никогда не хожу.
— Понимаю-понимаю: тут официантки полностью одеты, — протянул Монти. И тут же добавил: — Извини остряка-самоучку, сквайр.
Осекся Монти потому, что увидел, как Чеп побагровел. Но Чеп и сам устыдился своей реакции. Значит, он слывет завсегдатаем «курятников» и караоке-баров, стриптиз-клубов и «синих отелей»? И самое постыдное — что это говорят о человеке, который до сих пор живет под одной крышей с матерью.
— Так оно и есть. Я — типичный гуэйло, ходок по шлюхам, — процедил Чеп.
— Да что ты, ничего подобного, — выпалил Монти и, чтобы побыстрее замять конфуз, вытащил из портфеля кипу бумаг. И продолжал: — Придется заняться этим здесь. В Джексоновском зале вести деловые переговоры не разрешается. Сам наверняка помнишь — устав клуба не велит.
Казалось, Монти не без удовольствия напомнил Чепу об этом странном, создающем множество неудобств правиле. В таких обычаях находили смак экспатрианты, но Чеп — коренной житель Гонконга — считал эти заскоки вопиющей глупостью, худшей из английских национальных черт: чудачеством ради чудачества, стремлением выдавать недостатки за достоинства, а дичайшие обычаи — за прелестные странности.
— Дурацкое правило, — пробурчал Чеп, расписываясь на бланках с шапкой «Полная луна (Каймановы острова), лтд». — Наверно, потому я сюда и не хожу. В «Вверх тормашками» ведь можно вести деловые переговоры, так?
— Очень по-британски, — заметил Монти.
— А я про что? — отозвался Чеп. И шутливо добавил: — Но ты же у нас вроде в немцах ходишь?
— В австрийцах, — поправил Монти. — Только не ори так, ладно, сквайр? Строжайшая тайна.
Они поднялись в Джексоновский зал. На лестнице Монти здоровался с другими членами клуба.
— Спасайтесь, пока можно, — говорил один.
— Чепуха, сейчас разумному человеку только здесь и место, — возражал его собеседник.
— Золотые слова, — заметил Монти, вновь — весь добродушие.
Когда их провели за столик, Монти, перегнувшись к Чепу, прошептал:
— Австрийский паспорт. Это не совсем то же самое, что австриец по национальности.
— Значит, я тупой, — буркнул Чеп.
— Неужели всякий, кто имеет британский паспорт, британец? — спросил Монти.
— От всей души надеюсь, что да, — отрезал Чеп. Некоторое время он дулся, недоумевая, отчего у него вдруг испортилось настроение — он ведь нетерпеливо предвкушал этот ланч? Чеп озирался в переполненном ресторане, смотрел на перешептывающихся посетителей в темных костюмах — за редкими исключениями все это были гуэйло, — на официанта, катившего тележку с кровавыми бифштексами. Затем Чеп сказал:
— Монти, я хочу покончить с этим делом.
— Не волнуйся, сквайр, осталось всего ничего. Ваш холдинг уже получил статус юридического лица. Документы я подготовил, — сообщил Монти, прихлебывая джин с тоником. — Ты уверен, что тебе не нужен новый паспорт?
— У меня есть паспорт.
— А другой не желаешь — поудобнее стандартного британского документа?
— Австрийский?
— Сквайр! — умоляюще воскликнул Монти и вновь перешел на деловой тон: — Каймановы острова — это верняк. Еще ты мог бы стать американцем.
— Да какой из меня янки!
— Нерезидентом [15] , сквайр, — пояснил Монти. — Разница колоссальная.
— Что-что, а это мне не угрожает, черт подери, — заявил Чеп, а затем добавил сквозь зубы: — Янки. Я тут на днях видел этого янки, твоего приятеля. Он как — лицедействует или просто, по их обыкновению, строит из себя колоритную личность?
— Хойт огреб миллион американских долларов на том, что обзавелся новым паспортом. Тебе это проделывать необязательно, но хотя бы подумай, не взять ли тебе год отпуска. Исчезнуть из виду на один налоговый год. Перекантуешься в Монако. В Ирландии тоже можно. Кучу денег сэкономишь.
15
Нерезидент — в законодательстве некоторых государств гражданин страны, работающий за рубежом по контракту продолжительностью полный налоговый год и более. Статус нерезидента позволяет не платить налогов в казну страны гражданства при условии, что в течение налогового года человек проводит в этой стране не дольше определенного срока.