Кованый сундук (худ. Ю.Синчилина)
Шрифт:
— И совсем один, раненый, — сказала Мая.
— И банки вокруг него из-под консервов валяются, — для убедительности добавил Виктор.
— Да не может этого быть! — Якушкин только руками развел. — Всё это вам, наверно, померещилось, ребята… Какой подвал? Какие банки? Да и зачем вас туда понесло?..
— А мы картины искали!.. — сказал Виктор. — Ну, знаете, что из музея украдены… Вы нам что, не верите?..
— И никто не поверит.
— Ах, так? А вот посмотрите-ка, что у меня за спиной, — сказал Коля. — Ну, посмотрите!
Якушкин посмотрел.
— Вещевой мешок. Немецкий как будто! — сказал он удивленно и немного смягчая тон
— Вот мы его у Мейера и забрали!.. — победоносно заявил Виктор. — И мы вовсе не обманщики какие-нибудь…
Якушкин начал ощупывать мешок
— Смотрите-ка, смотрите!.. И верно! А нет ли в нем консервов, ребятки?.. Очень уж я изголодался, сказать по правде… Так вы, говорите, самого Курта Мейера видели? — спросил он уже серьезно.
— Видели!.. — подтвердили ребята хором. — Не верите — посмотрите сами!.. Ну, нам домой пора!
— Идите! Идите, ребятки, — сказал ласково Якушкин. — А я вот поискать снарядных ящиков на дорогу вышел — топить нечем… Ну, бегите, бегите…
Ребята, уже совсем успокоившиеся, пошли к городу, а Якушкин, кашляя, поплелся своим путем, высматривая, не темнеет ли где-нибудь на обочине дороги брошенный отступавшими гитлеровцами пустой снарядный ящик…
В СТАРОМ СКЛЕПЕ
Стремянной сидел у себя за столом, просматривая только что полученные из полков донесения, когда, слегка приоткрыв дверь, в комнату к нему заглянул штабной переводчик:
— Товарищ начальник, разрешите войти.
— Заходите. Что там у вас? Спешное что-нибудь? — не поднимая головы, спросил Стремянной.
— Да вот перевел несколько немецких документов, товарищ начальник. Пришел вам доложить.
— Ну, и что же? Есть важные?
— Нет, товарищ начальник. Разве что документ об укреплениях под Новым Осколом. Да и тот носит слишком общий характер; он касается главным образом распределения рабочей силы. Ну, и всё остальное в том же роде. Есть, правда, один занятный документ, но он интересен, скорее, с точки зрения психологической, чем с военной.
— Это что же за документ?
— Записная книжка начальника гестапо Курта Мейера. Та, что заведующая детским домом принесла… К сожалению, записей в ней мало, и все они, так сказать, личного порядка…
Стремянной оторвал глаза от лиловых строчек донесения к посмотрел на переводчика:
— Что же, в таком случае, вы нашли в них интересного?
— Характер, товарищ начальник. Ход мышления. Это, я бы сказал, типичный гитлеровец, из молодых. Но в двух словах это объяснить трудно. Вы лучше сами на досуге поглядите.
— На досуге?.. — Стремянной усмехнулся. — Ну ладно, оставьте. Авось будет у меня когда-нибудь досуг…
И, взяв у переводчика, он положил на пачку бумаг ещё несколько листков, перепечатанных на машинке.
Переводчик ушел, а Стремянной дочитал последнее донесение и, надев полушубок, вышел из жарко натопленного штабного помещения на утренний мороз. Со вчерашнего дня он собирался осмотреть трофейные автомашины. Они были спешно подремонтированы, и командир автобата уже успел посадить на них своих шоферов.
Машины были выстроены на площади перед горсоветом.
Стремянной оставил на углу свой вездеход, принял доклад командира автобата и вместе с ним обошел вытянувшиеся двумя рядами машины. Этот получасовой осмотр доставил ему какой-то своеобразный отдых. Он любил машины давней, ещё в детстве зародившейся любовью, знал в них толк и втайне гордился своим умением быстро освоиться с любым управлением незнакомой марки. Ему было приятно по стуку двигателя сразу определить степень его изношенности, верно оценить его силу и поймать на себе одобрительный взгляд опытного водителя.
Не торопясь, по-хозяйски он осмотрел каждую машину в отдельности. Тут были три штабных автобуса, вроде того, который стоял против дома гестапо (Стремянной приказал прикомандировать их к санбату для перевозки раненых), несколько больших «круппов» с высокими бортами (они годились для боеприпасов и другого снаряжения) и больше десятка легковых машин. Оставив для нужд дивизии две из них, Стремянной распорядился перегнать остальные в штаб армии.
Окончив осмотр, он пошел обратно к своему вездеходу и вдруг увидел у подъезда горсовета того самого мальчугана, которому дал банку консервов на привокзальной площади. Мальчик топтался у дверей, пряча руки в рукава кацавейки и постукивая ногой об ногу. По всему видно было, что он собирался войти в дом, но робел.
— Ты что тут делаешь? — спросил Стремянной.
Мальчик посмотрел на него снизу вверх.
— Жду, — сказал он серьезно. — Тут дяденька один должен прийти.
— А зачем он тебе?
— А меня дедушка к нему послал.
— Зачем?
— Он говорит, что о картинах сказать хочет…
Стремянной с удивлением посмотрел на мальчика.
— Это твой дедушка так сказал? — переспросил он.
— Мой, — подтвердил мальчик.
— А кто такой твой дедушка?
— Мельник.
— А родители твои где? Отец? Мать?
Мальчик отвел глаза в сторону.
— Умерли, — тихо сказал он.
— Где же вы с дедушкой живете?
— Недалеко, — мальчик как-то неопределенно мотнул головой: — в сторожке у кладбища.
— Странно! — Стремянной невольно пожал плечами. — Мельник, а живет у кладбища. Что же твой дедушка делает?
— Вёдра чинит.
— Так какой же он мельник, если ведра чинит? Ничего не пойму! — с досадой сказал Стремянной. — А ну-ка, пойдем к твоему деду. Садись в машину.
Мальчик недоверчиво, но в то же время радостно поглядел на Стремянного и пошел вслед за ним к вездеходу.