Коварная красотка
Шрифт:
— Расскажите все по порядку, — попросил Брайен, когда бокалы с виски уже стояли перед ним.
— Об Уолкере и Гроссмане? Уолкер кричал, что его бросили на съедение псам.
— Я всего лишь сообщил ему некоторые детали из показаний Гроссмана, — сказал Брайен. — Трудно было ожидать, что ему они понравятся.
— Может быть, вы расскажете все с самого начала, Брайен? То есть со вчерашнего утра, — предложил я. Это был подходящий момент, куда уж лучше.
Но Брайен, видимо, считал иначе. Он тяжело вздыхал, тянул резину, пока мы не выпили еще, и тут, без какого-либо принуждения и шантажа, я вытянул из него все. Как я уже сказал, в общем-то я довольно ясно представлял, что там произошло, хотелось только уяснить кое-какие интересные детали.
Брайен начал круто, залпом выпив виски, в то время как я придерживал себя, когда опрокидывал рюмку. Итак, в ходе разбирательства Брайен буквально обрушился на Уолкера, осыпая его такими словами, как «сводник», «торговец человеческой плотью», «поставщик девичьего тела» для «извращенных плотских утех». Он обливал его своим презрением, не забывая постоянно напоминать и о том, как презрительно отозвался о нем Гроссман, что оказалось для Уолкера явно неожиданным и просто потрясло его. Брайен здорово постарался, чтобы развеять розовый миф, созданный мечтами этого робкого маменькиного сынка, и заставил его посмотреть на себя иными глазами, увидеть, в какое ничтожество он превратился. Под конец Уолкер сломался, и Брайен отпустил его. Выйдя из зала заседаний, он вместе со мной ждал в коридоре, когда появился Гроссман. Возмущение его росло, и наконец терпение лопнуло. Даже червь может восстать! И вот Гроссман убит, и Уолкер мертв тоже.
Гроссмана вызывали второй раз для того, чтобы уточнить некоторые новые обстоятельства, о которых поведали другие свидетели. Через какое-то время он вскочил, заявив, что не желает больше слушать всей этой чепухи, что он не признает прав Большого жюри, что все это — его личное дело и никого не касается, а Брайен и жюри пусть катятся к черту. Затем он удалился, и никакие угрозы Брайена и обвинения в неуважении к жюри не смогли его остановить.
Теперь Брайен просто пылал, он несся вперед на всех парусах, каждую фразу начиная с глотка виски, и я гадал, надолго ли его хватит. Я понимал, что мне нужно держаться, ведь я еще не сказал своего слова, и, когда он перевел дыхание и на миг замолчал, чтобы сделать следующий глоток, я не стал терять времени.
— Можете ли вы, исходя из показаний Уолкера и Гроссмана, без тени сомнения утверждать, что Лили Тил увезли против ее воли и насильно держали в доме?
— Они оба отрицали это, сказав, что она охотно согласилась на предложение Уолкера и пришла сама по доброй воле. Я сообщил им: другие свидетели — вы, например, — рассказали жюри, что, по словам самой Лили, ее похитили. Но они уверяли, что это ложь, хотя они не понимают, зачем ей нужно было врать. Уолкер сказал, что похищение девушки является нарушением закона, что он это знал и никогда бы на это не пошел. А Гроссман заявил — на кой черт ему рисковать собой ради одной девицы, когда он может купить себе целый вагон таких краль, если захочет… — Брайен негромко рыгнул.
— А вы как думаете? — нетерпеливо спросил я.
— По-моему, это не лишено смысла. К тому же, я думаю, у нашего Уолкера кишка тонка для похищения. Но зачем было Лили лгать?
— Да, — задумчиво протянул я. — В том-то и дело. А дальше что?
— Ну, вы хорошо можете представить себе, как все происходило, — продолжал он, с рассеянным видом принимаясь за мое виски. — Грета была грандиозна. Она сердцем чувствовала, что должна была сказать Луис, поэтому выглядела абсолютно убедительно. Она рассказала, как Уолкер вынудил ее оклеветать вас, подстроив попытку изнасилования, как он намекал, что от этого зависит безопасность ее сестры…
Я щелкнул пальцами:
— Подождите минутку! Нам придется умертвить Луис! Прямо сейчас должно произойти ухудшение ее состояния, понимаете? Ухудшение, вызванное, скажем, тем напряжением, которого ей стоило выступление перед жюри. Мне бы ужасно хотелось, чтобы по крайней мере к вечеру с Греты сняли эти бинты!
Брайен подмигнул мне с серьезным видом:
— Я вас не осуждаю. Она очаровательна, и нам с женой не хочется ее отпускать, но я понимаю, вам она нужнее. Я позабочусь об этом немедленно.
Он легко поднялся на ноги, даже не пошатнувшись. Надо сказать, он прекрасно держался и вполне был в состоянии совершить четырехминутную прогулку. Как ему это удавалось? Я бы уже ходил на ушах, если бы пил с ним наравне.
Его долго не было, но, когда я уже начал подумывать, а не свернулся ли он калачиком на полу телефонной будки, как всякий нормальный человек после такой дозы, он вернулся и с улыбкой сказал:
— Все устроено. Газеты извещены, Грета разбинтована.
«Газеты извещены»? Одно дело — рассказать тайны Большого жюри такому преданному другу, как я, — и совсем другое дело — разболтать их газетчикам!
— Я имею в виду, конечно, сообщения о том, кто умер и все такое, а не показания свидетелей, — спокойно пояснил он. — Я также связался с Паркером. Он соберет все кусочки воедино.
— Славный старина Паркер, — с чувством сказал я. — Ладно, давай выпьем, и расскажи мне еще кое-что.
Не меньше восьми унций виски потребовалось еще влить в эту бездонную бочку, чтобы получить более ясную картину происшедшего. Открылись жуткие подробности. Кухарка Гроссмана оказалась просто находкой. Она жаловалась на то, как Гроссман гонялся за одной из девиц по кухне, в то время как она жарила там бифштексы, и хоть бы чем прикрылись, задницы голые сверкают, бесстыжие. Она просто не знала, что делать. Имелись и другие пикантные подробности. Если прибавить к этому бриллианты на бедрах, золотые браслеты, крохотные золотые шишечки на сосках и остальные «эротические символы», о которых победоносно сообщил Брайен, то гражданам, пекущимся об общественном благе, было над чем поразмыслить.
Нашлось и множество добровольных свидетелей, вызвавшихся рассказать о разных махинациях Гроссмана. Городские служащие говорили о его платежных ведомостях, о личных связях с окружным прокурором и так далее. А когда сам Лидерсон поднялся на место для дачи свидетельских показаний в сопровождении Паркера, которому удалось получить на это разрешение, стало ясно, как много дерьма придется выгребать в Пайн-Сити.
— И что теперь будет? — спросил я Брайена. — Сколько вердиктов о привлечении к уголовной ответственности выдвинет жюри?
— Что касается города, то я бы сказал — мы выиграли, — скромно признался Брайен. — Добились всего, чего хотели. Что же до убийств, то главные подозреваемые мертвы, хотя теперь нам, конечно, удастся связать воедино все разорванные нити, это лишь вопрос времени.
День подходил к концу, и я вспомнил, что не обедал. Поэтому я предложил разойтись по домам. В ответ Брайен сказал: «Слушание дела закончено!» — и торжественно поднялся, но тут же рухнул лицом вниз. Это было утешительное зрелище: Брайен, распластавшийся на столе, лицом в пепельнице. В этой позе он уже не казался героем, влившись вновь в ряды обыкновенных людей.