Коварные пески
Шрифт:
— Вполне вероятно, — согласилась я.
— Хотя, вряд ли, — нахмурившись, возразил Годфри. — Где-то здесь должны быть другие зыбучие пески.
— Но где?
— В этих окрестностях, — Годфри неопределенно махнул рукой. — Я совершенно уверен, что именно это и обозначают мозаики.
— До чего ужасно! — выговорила с содроганием Сильвия. — Представляете, вас…
Годфри стоял, покачиваясь с носка на пятку. Таким взволнованным я его никогда не видела.
— Не будь ребенком, Сильвия! — проворчала на нее Оллегра.
— Не хорошо заставлять мисс Кент ждать нас, — напомнила девочкам
— Мисс Кент хочет заняться нашими платьями сегодня.
— О, зачем я только выбрала этот ярко-клубничный цвет, — вздохнула Оллегра. — Вишнево-красный был бы гораздо лучше.
— Я ведь тебе говорила, — с мягким упреком сказала ей Элис. — Но давайте пойдем, мисс Кент уже заждалась нас.
И они ушли, предоставив нам с Годфри возможность продолжить обсуждение сюжета мозаик.
— Элис написала рассказ о мозаике, — объявила Оллегра. — Получилось очень здорово.
— Когда же ты покажешь мне свои рассказы, Элис? — спросила я.
— Надо еще подождать. Я не совсем ими довольна.
— Но ты ведь показываешь их Оллегре и Сильвии.
— Мне надо было увидеть, как мой рассказ на них подействует. Кроме того они… еще дети, ну, или почти дети. Взрослые гораздо более критичны.
— Совершенно необязательно.
— Ну, как же! Они ведь знают жизнь, а мы еще только с ней знакомимся.
— Значит, ты не хочешь показать мне свой рассказ?
— Я обязательно покажу, но только когда поработаю над ним еще.
— Там говорится о человеке, попавшем в зыбучие пески.
Элис вздохнула и кинула на Оллегру быстрый взгляд, та тут же надулась.
— Мне казалось, что ты очень гордишься этим рассказом.
Элис не обратила внимания на ее слова и, повернувшись ко мне, сказала:
— Я написала о римлянах. У них было такое наказание: провинившегося человека бросали в зыбучие пески, и они медленно его заглатывали. Очень медленно. Поэтому римляне использовали эти пески в качестве казни. Некоторые пески заглатывают человека очень быстро, поэтому их еще называют песчаная трясина. Но те пески действовали медленно. Поэтому казнь была мучительна. Они постепенно засасывали свою жертву, и ее мучения растягивались. Вот поэтому римляне использовали эти пески как орудие казни. В моем рассказе человек, которого собираются казнить, должен сделать мозаику с изображением этих песков. Понимаете, какая изощренная пытка! Насколько мучительнее, чем если бы его сразу отвели в эти пески. Ведь все время, пока он делал мозаику, он знал, что это произойдет с ним. Но его переживания способствовали тому, чтобы мозаика получилась очень выразительной. Ни у кого бы не получилось лучше, потому что ему самому предстояло испытать то, что он изображал.
— Элис, что за идеи приходят тебе в голову!
— Но ведь идея хорошая, верно? — озабоченно спросила Элис.
— Да, но тебе не следует придумывать такие жуткие образы. Лучше воображай какие-нибудь более приятные вещи.
— Да, я понимаю, — сказала Элис. — Но ведь надо, чтобы образы были правдивыми, не так ли, миссис Верлейн? Нельзя же закрывать на правду глаза.
— Нет, конечно, нет, но…
— Я вот думаю, зачем же они делали такие мозаики, если бы считали, что надо думать о приятных вещах? Ведь
Выходя из своей комнаты, я неожиданно столкнулась с Сибилой. Она, видимо, поджидала меня.
— О, миссис Верлейн! — сказала она таким тоном, будто меньше всего ожидала увидеть меня возле моей же комнаты. — Как приятно вас видеть. Очень давно мы с вами не встречались. Вы были чем-то очень заняты.
— Да, уроки… — сказала я неопределенно.
— Я не их имела в виду, — она бросила острый взгляд в приоткрытую дверь моей комнаты. — Я бы хотела поговорить с вами.
— Тогда пойдемте ко мне.
— Прекрасно!
Она на цыпочках вошла в комнату с таким видом, будто мы с ней заговорщики. Окинув комнату взглядом, она сказала:
— Здесь очень приятно. Очень. Я думаю, вам здесь хорошо. И вам было бы жаль отсюда уехать.
— Да, мне было бы жаль, если бы я отсюда уехала.
— Я видела вас с викарием. Я думаю, его считают очень красивым молодым человеком.
— Возможно.
— А вы, миссис Верлейн? — резкость ее вопроса вызвала во мне некоторое замешательство.
— Да, думаю, и я тоже.
— Я слышала, что он собирается занять очень хорошее место. Ну, этого следовало ожидать. У него прекрасные связи. Он будет продвигаться, несомненно. И подходящая жена, это то, что ему сейчас нужно.
На моем лице промелькнуло раздражение, и, вероятно, заметив это, Сибила сказала:
— Я испытываю к вам глубокое расположение. Мне не хотелось бы, чтобы вы уехали. Вы для меня уже стали как бы частью этого дома.
— Спасибо.
— Конечно, здесь каждому отведена своя роль. Даже для такой безликой, как Эдит. Бедное дитя, эта Эдит, но и она оставила здесь свой след, и немалый. Бедняжка!
Я уже жалела, что предложила ей войти. Надо было с ней остаться в коридоре, там было бы легче от нее отделаться.
— А ведь сэр Уилльям заболел, — продолжала Сибила, — именно из-за того потрясения, которое вызвала в нем ваша игра.
Я с некоторым негодованием сказала:
— Как я уже говорила, я исполняла тогда только то, что мне положили на рояль.
Глаза Сибилы внезапно вспыхнули — две сверкающие голубые точки в складках морщин.
— О, да, я знаю… но кто дал вам сыграть именно это произведение, как вы думаете, миссис Верлейн?
— Мне бы очень хотелось это знать.
Сибила напряглась и зашагала по комнате. Как я уже заметила, это означало, что она сейчас сообщит мне то, ради чего пришла сюда.
— Я помню тот день, когда она это играла…
— Кто? — спросила я.
— Изабелла. Она играла весь день. Ей как раз удалось найти переложение для фортепьяно. «Пляска смерти», — Сибила начала фальшиво напевать мелодию, отчего та прозвучала совсем жутко. — «Пляска смерти», — произнесла она задумчиво. — И все время, пока Изабелла играла, она думала о смерти. Потом она взяла револьвер и ушла в лес. Вот почему Уилльям не мог выдержать этой музыки. И он никогда бы не положил вам эту вещь для исполнения.