Коварство и честь
Шрифт:
— Говорите! — скомандовала она.
Бертран провел по мокрым волосам дрожащей рукой. Одежда промокла насквозь. Он дрожал от холода и устал так, что едва стоял на ногах.
— Говорите! — нетерпеливо повторила Тереза.
Тальен был почти парализован ужасом. Он ни о чем не расспрашивал молодого человека, только смотрел широко раскрытыми, полными страха глазами, словно хотел вырвать у него слова, прежде чем они слетят с губ.
— Я был на улице Вильедо, — задыхаясь, бормотал Монкриф, — когда разразилась гроза. Пришлось поискать убежища под навесом дома, напротив того, где живет гражданка. Я пробыл там довольно долго. Потом буря немного улеглась… и появились солдаты Национальной гвардии. Я видел их даже в темноте. Они прошли довольно близко от меня и говорили о гражданке Кабаррюс. Потом они перешли улицу и вломились в дом. Я видел в дверях гражданина Шовелена. Он обругал их за опоздание. Всего их семеро, капитан и шестеро солдат, да… и еще тот астматик.
— Как?! — воскликнула Тереза. — Рато?
— Что, во имя Сатаны, все это значит? — яростно прошипел Тальен.
— Они вошли в дом, — продолжал Монкриф, с трудом выговаривая слова. — Я последовал за ними на небольшом расстоянии, чтобы точно увериться, прежде чем прийти сюда предупредить вас. К счастью, я знал, где вы были. К счастью, я всегда знаю…
— Уверены, что они поднялись ко мне? — уточнила Тереза.
— Да. Я почти сразу же увидел в вашей квартире свет.
Тереза резко повернулась к Тальену.
— Мой плащ! Я оставила его в ложе.
Он попытался протестовать.
— Я иду, — твердо объявила она. — Это какая-то ужасная ошибка, за которую негодяй Шовелен поплатится жизнью. Мой плащ!
Бертран покорно вернулся в ложу и накинул на плечи Терезы плащ. Он не сомневался, что если его божество желает вернуться домой, никакие силы на земле не смогут ее удержать. Она ничуть не боялась, но на ее гнев было страшно смотреть, и горе тому, кто посмеет его вызвать! И в самом деле, Тереза, раскрасневшаяся от недавнего триумфа и столь редких, хоть и неуклюжих комплиментов Робеспьера, все еще звучавших в ушах, чувствовала, что готова на все. Готова одолеть все, даже Шовелена с его угрозами. Ей даже удалось уговорить Тальена остаться в театре и как ни в чем не бывало показаться на публике.
— На случай если слухи об этой гнусности распространятся по театру, вы должны с улыбкой их опровергнуть. Нет! Вы должны пригрозить жестоким наказанием тем, кто все это задумал.
Потом она завернулась в плащ и, взяв Бертрана за руку, поспешила к выходу.
Глава 31
Богоматерь милосердия
Тереза Кабаррюс, подобно разъяренному божеству, явившемуся святотатцам, появилась на улице Вильедо всего десять минут спустя. В квартире было полно народа: у двери — стражники, мебель перевернута, обивка вспорота, дверцы буфетов распахнуты, даже перина и белье сброшены на пол. Единственная лампа в приемной бросала свет на разгром в гостиной, вторая была укреплена на стене коридора. В спальне громко причитала и ругалась по-испански горничная Пепита, которую охранял солдат.
Посреди гостиной стоял гражданин Шовелен, внимательно изучавший какие-то бумаги. В углу примостилась нескладная фигура возчика Рато.
Тереза мгновенно обозрела трагическую картину и, гордо встряхнув головой, проплыла мимо солдат и встала перед Шовеленом, еще не успевшим заметить ее присутствие.
— У вас что-то перевернулось в мозгу, гражданин Шовелен? — холодно осведомилась она.
Он мужественно встретил ее взбешенный взгляд и иронически поклонился.
— Как мудро со стороны вашего друга рассказать о нашем визите, гражданка, — вкрадчиво начал он, с выражением, похожим на одобрение, глядя в ту сторону, где между двумя солдатами стоял Бертран Монкриф. Они не впустили его в дом и крепко держали за руки.
— Я пришла, — резко ответила Тереза, — как вестник тех, кто знает, как наказывать за подобные гадости, гражданин Шовелен.
Он снова поклонился, не скрывая улыбки.
— Я буду готов встретить их и счастлив видеть гражданку Кабаррюс. Когда они придут, мне, наверное, следует приказать им перепроводить прекрасную Эгерию в Консьержери? Или сделать это немедленно?
Тереза откинула голову и рассмеялась, но голос звучал жестко и неестественно.
— В Консьержери? Меня?!
— Даже вас, гражданка, — подтвердил Шовелен.
— На каком основании, позвольте спросить? — осведомилась она с уничтожающим сарказмом.
— По обвинению в сотрудничестве с врагами Республики.
Тереза пожала плечами.
— Вы безумны, гражданин Шовелен, — парировала она с полным хладнокровием. — Умоляю, прикажите вашим людям восстановить порядок в моей квартире и помните, что я посчитаю вас виновным в любом нанесенном мне уроне.
— Прикажете, — спросил он не менее спокойно, — положить эти письма и другие весьма интересные вещички туда, где мы их нашли?
— Письма? — хмурясь, повторила Тереза. — Какие письма?
— Эти, гражданка, — ответил он, поднимая пачку, которую держал в руках.
— Что это? Я никогда раньше их не видела!
— Тем не менее мы нашли их в вашем бюро.
Шовелен показал на маленький предмет мебели, стоявший у стены. Все ящички были выдернуты. И поскольку Тереза непонимающе смотрела на него, он с улыбкой продолжал:
— Эти письма написаны в разное время и адресованы мадам де Фонтене, урожденной Кабаррюс, нашей богоматери милосердия, как называют ее благодарные бордосцы.
— Но от кого они?
— От идеального романтического героя, известного под именем Алого Первоцвета.
— Это фальшивка, — решительно ответила она.
— Его почерк прекрасно мне знаком, и эти письма адресованы вам.
— Это фальшивка, — повторила она еще тверже. — Какой-то дьявольский трюк, который вы изобрели, чтобы погубить меня. Но поберегитесь, гражданин Шовелен, поберегитесь! Если вы вздумали помериться со мной силами, следующие несколько часов покажут, кто возьмет верх.
— Будь это состязание в силе, гражданка Кабаррюс, я уже был бы конченым человеком. Но на этот раз Франция бросила вызов изменнице! И эта изменница — Тереза Фонтене, урожденная Кабаррюс. Идет испытание силы между ней и Францией.
— Вы сошли с ума, гражданин Шовелен! Если в моей комнате найдены письма Алого Первоцвета, это вы положили их сюда!
— Эти показания вы можете дать завтра перед революционным трибуналом, гражданка, — сухо посоветовал он. — Там вы, без сомнения, объясните, каким образом гражданин Рато узнал о существовании этих писем и привел меня прямо сюда. Офицер Национальной гвардии, комиссар квартала и с полдюжины гвардейцев готовы подтвердить мои слова и добавить, что в стенном шкафу вашей комнаты мы нашли весьма интересную коллекцию, существование которой вы тоже сумеете объяснить.