Коварство и честь
Шрифт:
— Она знает, что делать. Ваша задача — передать мне ее мысли.
— Нет! Я сделаю больше, милорд! Скажу, что буду молиться ночь и день за то, чтобы ее побег удался. И передам, что видела вас и что вы живы и здоровы.
— Ах, если вы говорите правду… — невольно вырвалось у него.
— Вы тоже простите меня?
— И не только, красавица! Я сделаю вас королевой Франции, но, к сожалению, без титула.
— Вы о чем?
— Только о том, что я повторю обещание, которое дал вам в тот вечер на тропинке, недалеко от Дувра. Помните?
Тереза,
И она, рассерженная, уязвленная его холодностью, обуянная жаждой мести за оскорбление, как она считала, ей нанесенное, яростно протестовала. «Скорее я умру, чем попрошу вашей помощи, милорд!»
И теперь в этот час в этом доме, где смерть таилась в каждом углу, она все еще слышала его ответ: «Здесь, в Дувре, возможно. Но во Франции?..»
Как он был прав! Как прав! Она, которая считала себя такой сильной, такой могущественной, оказалась всего-навсего ничтожным орудием в руках человека, который без всяких угрызений совести сломает ее, если она пойдет против его воли. Раскаяние не для нее, искупление — чересчур большая роскошь. Черное уродливое пятно, грех предательства по отношению к этому великолепному человеку и невинной женщине, грех убийства, навсегда заклеймит ее душу. Даже сейчас, каждую минуту, которую она удерживает его в этом доме, она подвергает опасности его жизнь. И все же потребность поговорить с ним, услышать слова прощения была неодолима. Она то хотела, чтобы он ушел, то решала, что готова пожертвовать всем, лишь бы он оставался рядом. Когда он хотел уйти, она его удержала. А теперь, когда со свойственным ему презрением к смерти он медлил, она искала нужные слова, чтобы заставить его уйти.
Он, похоже, прочел ее мысли, но оставался недвижим и молчалив, пока она стояла с закрытыми глазами, воскрешая прошлое — брошенный ему вызов и его веселый ответ.
«Хотите сказать, — спросила она тогда на прощание, — что рискнете своей жизнью, чтобы спасти мою?»
На это он с загадочной улыбкой ответил, что рисковать своей жизнью не станет, но, если придется, спасет ее собственную.
Потом сэр Перси ушел, а она осталась на крыльце старой английской гостиницы и смотрела вслед, пока он не исчез за поворотом. Уже тогда ее сердце сладко заныло, а на глазах выступили слезы сожаления о том, чему никогда не быть.
Ах, если бы ей выпало в жизни счастье встретить такого мужчину и пробудить в нем восхищение, то, которое она так презирала в других, насколько иной была бы ее жизнь!
Она почти завидовала бедной пленнице наверху, владевшей самым бесценным сокровищем, которое жизнь может предложить любой женщине, — любовью достойного человека.
Две горючие слезы медленно поползли по ее
— Почему вы так печальны, дорогая леди? — мягко спросил он.
— Ч-четыре. Четыре дня, — едва выговорила она.
— Да, через четыре дня кто-то умрет: либо я, либо свора убийц.
— А что станется со мной? — вздохнула она.
— Смотря что вы выберете.
— Вы дерзки, милорд, — ответила она уже спокойнее. — И отважны. Увы, что вы можете сделать, когда против вас — самые могущественные силы во всей Франции?
— Могу смести их с лица земли, дорогая леди. Смести с лица земли. А потом повернусь спиной к этой прекрасной земле. Больше она во мне не будет нуждаться, — пояснил он с вежливым поклоном. — Окажите мне честь проводить вас наверх. Ваш друг Шовелен уже ждет вас.
Имя мучителя вернуло Терезу к реальности. Куда ушла сладостная мечта о том, что могло быть и чего уже никогда не будет. Этот человек для нее ничто, менее чем ничто, обычный шпион, если верить ее друзьям. Даже если он и не писал того оскорбительного письма, все еще остается врагом, поднявшим руку на страну, которая ее приняла, на тех, с кем ее связала судьба. Сейчас ей стоило бы громко позвать на помощь, всполошить дом криками, чтобы этот шпион, этот враг был схвачен у нее на глазах. Но вместо этого она умирала от страха, что его тихий голос услышат наверху и Алого Первоцвета заманят в силки, расставленные теми, кто боялся его и ненавидел.
Она, казалось, яснее сэра Перси сознавала опасность и проклинала себя за глупость, побудившую ее окликнуть его. Он уже поставил ногу на ступеньку, когда Тереза, напрягая слух, услышала другие шаги наверху, мужские шаги. Посланные Шовеленом люди готовились схватить Алого Первоцвета, подогретые обещанием награды и угрозой смерти. Она почти грубо вырвала руку.
— Это безумие, милорд, — сдавленно прошептала она. — Беспечность, когда ваша жизнь в смертельной опасности, равна преступной глупости.
— О, самое интересное в жизни — это глупость. Я не пропустил бы этого момента за сказочное королевство!
Ее словно околдовали. Он положил ее руку себе на сгиб локтя. Она молча стала подниматься по ступенькам рядом с ним.
И думала только о том, что кто-то из солдат в любой момент может спуститься вниз или Шовелен, которому надоело ее ждать, выйдет на площадку. Сырой, промозглый воздух, казалось, был наполнен зловещими перешептываниями и шорохом крадущихся шагов. Тереза не смела оглянуться.
На площадке он остановился и поцеловал ей руку.
— Какая холодная! — заметил он с улыбкой.
Его рука была твердой и теплой. Само его прикосновение дало ей силы. Она подняла глаза.
— Милорд, на коленях молю вас, больше не играйте своей жизнью.
— Играть жизнью? Вот уж нисколько не думал!
— Вы должны знать, что каждая проведенная здесь секунда сопряжена с величайшей опасностью.
— Опасностью? Вот уж нисколько, дорогая леди. Теперь, когда вы стали моим другом, больше мне не грозит опасность.