Ковчег спасения
Шрифт:
Хоури сдернула с головы шлем. Призрак Клавэйна исчез, сменившись проволочным роботом. Ана опустилась на колени у кровати, уронила шлем на пол.
– Илиа?
– Да, это я… – Ответ – будто шорох сыплющегося песка.
Ана заметила, как дрогнули губы триумвира, но голос исходил не из ее рта, а сверху, с потолка.
– Что случилось?
– Попала под выстрел…
– Мы видели, что корпус поврежден. Это тот самый выстрел?
– Да… Я сама виновата. Во всем, с самого начала. С самого чертова начала виновата я, и только я!
– Что же случилось? – повторила Ана, глянув на Торна.
– Меня обманули. – Иссохшие губы растянулись в горькой улыбке. – Капитан провел. Я думала, что наконец-то убедила его использовать пушки против ингибиторов.
Хоури сказала себе, что этого и стоило ожидать. Джон Бренниген – коварная сволочь!
– И что он сделал?
– Когда мы выводили пушки наружу, восемь штук, капитан сообщил о неисправности. Я поверила и отправилась за борт, чинить, но это был лишь предлог, чтобы убрать меня с корабля.
Хоури перешла на шепот. Глупо, конечно, – от капитана ничто не укроется, – но Ана не могла пересилить себя.
– Убить тебя хотел?
– Не-ет, – прошипела Вольева. – Убить он хотел себя, а не меня. Я должна была смотреть, как он кончает с собой.
– Зачем?
– Чтобы засвидетельствовать его раскаяние. Понять, что это самоубийство, а не случайная авария.
Торн снял шлем, осторожно взял под мышку:
– Но ведь корабль не взорвался. Что же произошло?
Сухие губы опять растянулись.
– Я подставила свой шаттл под луч пушки. Думала, это образумит капитана.
– Похоже, у тебя получилось.
– Я не рассчитывала выжить.
Робот подошел к раненой. В отсутствие наложенного образа Клавэйна движения машины казались чересчур резкими, даже угрожающими.
– Илиа, они знают, что я ввел имплантаты, – монотонно проговорил он. – И знают, что тебе это известно.
– Клавэйн… верней, его бета… не имела выбора, – торопливо объяснила триумвир, так что ни Ана, ни Торн не успели ничего сказать. – Без имплантатов я бы погибла. С ними страшно… Прямо трясет от омерзения, стоит представить, как они ползают в мозгу… Уж лучше бы там пауки кишели или черви. Но без имплантатов теперь никак, это я понимаю. В конце концов, это просто инструменты… я всю жизнь с инструментами дело имею. Чудес не будет, это я понимаю. Тело слишком изуродовано, невозможно восстановить.
– Илиа, мы найдем способ! – выпалила Хоури. – Главное, что ты жива, а раны…
Вольева прервала яростным шепотом:
– Забудь обо мне! Сбереги пушки. Они для меня как дети… испорченные, капризные, хитрые. Я не хочу, чтобы они попали в плохие руки.
– Кажется, мы подбираемся к главному, – заметил Торн.
– Настоящий Клавэйн хочет получить орудия. И вполне способен их забрать, как уверяет. – Голос Илиа зазвучал громче: – Клавэйн, ведь так?
Робот поклонился:
– Илиа, как вы знаете, я бы гораздо охотнее прибег к переговорам, чем к силе. Тем более сейчас, после того как позаботился о вашем спасении. Но, пожалуйста, не делайте поспешных выводов! Мой оригинал способен на жестокие поступки, если уверен в правоте своего дела. А он сейчас уверен. Убежденные в своей правоте люди наиболее опасны.
– И зачем вы нам это говорите? – осведомилась Хоури.
– Исхожу из его интересов… вернее, из наших общих, – добродушно ответил робот. – Надеюсь убедить вас, что оружие лучше отдать мирно. По крайней мере, в этом случае оно останется целым.
– Вы мне не кажетесь монстром, – заметила Ана.
– Я не монстр. И мой оригинал тоже. Он всегда старался избегать кровопролития. Но если сочтет целесообразным не избегать его, то и не станет. Например, когда речь идет о небольшой и очень точной хирургической операции. А сейчас он уж точно готов на решительные меры.
Последнюю фразу робот проговорил с таким усилием, что Торн решил поинтересоваться:
– Почему именно сейчас?
– Потому что ему слишком дорого обошелся путь сюда. – Робот повернул проволочную голову, обводя всех взглядом. – Клавэйн предал то, во что верил четыреста лет. Уверяю, это далось ему нелегко. Он солгал друзьям и покинул их, зная, что это единственный способ достичь цели. А недавно он принял ужасное решение уничтожить того, кого отчаянно, беззаветно любил. Это причинило Клавэйну огромную боль. Поэтому перед вами не вполне точная бета-копия Клавэйна. Меня записали до этого события.
Голос Вольевой зашелестел вновь, и все посмотрели на нее.
– Так настоящий Клавэйн не похож на вас?
– Я набросок, сделанный перед тем, как на его жизнь пала чудовищная тьма. Могу лишь догадываться, до какой степени мы отличаемся. Но я бы на вашем месте не испытывал терпение нынешнего Клавэйна.
– Психологическая война? – прошипела Илиа.
– Простите?
– Ведь вы именно для этого явились? Не договориться о чем-нибудь разумном, а нагнать страху.
Робот опять поклонился – неуклюжая механическая скромность.
– Если бы мне удалось вас запугать, моя миссия была бы выполнена на отлично. Как я уже сказал, Клавэйн не любит попусту проливать кровь.
– Но если вы все же не прочь ее пролить, то явились по адресу, – ответила триумвир Илиа Вольева. – Бойню устроить – это как раз по мне.
Вскоре после разговора она впала в заторможенное, дремотное состояние. Данные диагностики перестали скакать, спектры нервной активности упростились. Ана и Торн несколько минут молча смотрели на ушедшую в забытье женщину, гадая, заснула она или глубоко задумалась и важна ли сейчас разница между размышлениями и сном.
Следующие шесть часов пролетели быстро. Хоури с Торном вернулись на транспорт, пообщались с помощниками и услышали с немалым облегчением, что за время визита к триумвиру крупных беспорядков не произошло. Были мелкие вспышки недовольства, но в основном люди спокойно приняли объяснение насчет разницы в давлении воздуха. Потом беженцам объявили, что трудности преодолены, сообщение о разнице в давлении – всего лишь результат неисправности датчика, высадку можно начинать в соответствии с планом. В нескольких сотнях метров от шлюза, в той части «Ностальгии», где присутствовало искусственное тяготение и не слишком разгулялась капитанская болезнь, Хоури с Вольевой постарались замаскировать ее самые заметные и неприятные проявления.