Ковчег. Исчезновения — 1.
Шрифт:
"Ниночка! Нашлась-таки наконец! А я-то уж и не чаял… Благодарю вас, господин Небрат, вы проявили себя как настоящий профессионал".
"Рад стараться!" — по-военному отчеканил экс-педагог и даже, кажется, прищелкнул каблуками.
"Да, да, постарались на славу, — сказал бас. — Пожалуй, можно будет и сократить вам испытательный срок, я похлопочу. А теперь прошу — оставьте нас с Ниночкой наедине".
"Слушаюсь!" — выпалил Небрат. Было слышно, как он вышел и за ним закрылась дверь.
Только тут Нина наконец заговорила.
"Господин
Еремеев вспомнил: ну да, был такой Самаритянинов — кажется, советник президента или что-то навроде того, он даже видел как-то по телевизору его выступление. Конечно же! Этот самый голос! Очень запоминающийся. А потом советник внезапно куда-то исчез, нигде не проскальзывало никаких о нем упоминаний. Так вот, оказывается, куда он делся!..
"Что поделаешь, Ниночка, — вздохнул Самаритянинов, — обстоятельства диктуют. Когда под угрозой срыва такая грандиозная программа, как операция "Ковчег" — тут не до чистоплюйства, ты сама своей умненькой головкой должна бы это понять… Я ведь догадался — ты каким-то образом набрела на те двенадцать табличек. Ей-Богу, будет лучше, если ты скажешь, где они".
"Я нашла их рисунки, — ответила Нина. — Но когда вы начали охоту за мной, я все эти рисунки уничтожила. Не верите?"
"Отчего же, верю, — отозвался советник. — И так оно, пожалуй, даже к лучшему, что уничтожила. Но я также наслышан и о твоей фотографической памяти, поэтому ничуть не сомневаюсь — ты все в точности запомнила. Может, воспроизведешь? Или хотя бы поделишься, что ты в них такое обнаружила?"
"Я их еще не до конца расшифровала, — отозвалась девушка. — Но и того, что я успела расшифровать, достаточно, чтобы сделать определенные выводы. И вряд ли те, которые вас устроят".
"Например?.. Ну, я жду!.." — В голосе Самаритянинова слышалась явная угроза.
Нина, однако, оставалась невозмутима.
"К сожалению, с некоторых пор я вам не доверяю, господин Самаритянинов, — сказала она. — Вы уже и так нагромоздили вокруг "Ковчега" столько лжи! Только теперь, благодаря этим табличкам, для меня многое прояснилось. И если я об их содержании и расскажу, то разве лишь на открытом симпозиуме, желательно международном. Устроите мне такой — тогда ради Бога".
"Ну это ты размечталась! — с плохо скрываемым раздражением произнес Самаритянинов. — Нет уж, моя милая, хочешь ты того или не хочешь, но сперва обо всем расскажешь мне! Поверь, у нас имеются методы…"
""Сыворотка правды"? — совершенно не испугалась Нина. — А я-то, право, думала, у вас повыше "ай кью". Во-первых, как я уже сказала, таблички не до конца расшифрованы, и действие сыворотки только помешает мне их расшифровать. А во-вторых, всем известно, что ваша сыворотка отупляет испытуемого, он может отвечать лишь на самые простые вопросы: где, что, когда. О действительно сложных материях он вам расскажет не лучше, чем шимпанзе о римановой геометрии. Вы меня недооцениваете, если прибегаете к таким глупым угрозам".
Еремеева поразила выдержка девушки, и сердце сжималось от жалости к ней, такой умной, такой бесстрашной и такой одинокой в этом безнадежном мире. В этот момент он поймал себя на том, что относится к ней совсем не как к ребенку. А старик Шмаков, слушая ее, не уставал умиленно повторять:
— Умница, ах умница!..
Было слышно, как Самаритянинов угрюмо сопит. Наконец он проговорил злобно:
"Нет, ты, конечно, далеко не глупая, это точно. Но ты пока не знаешь всех наших методов. Ты еще будешь мечтать о встрече со мной, чтобы поскорее выложить все как на духу".
Где-то вдали раздался звонок — видимо, это он нажал кнопку.
"Вызывали?" — Кто-то, мигом появившийся, щелкнул каблуками.
"Вызывал, — подтвердил советник. — Отведешь эту девчонку в шестой спецблок, пускай там посидит, авось что-нибудь надумает".
"А не свихнется? — робко спросил вошедший. — Там же у нас…"
"Сам знаю, — перебил его Самаритянинов. — Не рассуждай, веди, куда я сказал. И держи там, пока назад не запросится. Приказ ясен?"
В ответ послышалось:
"Так точно!"
Нину вывели и на этот раз вели достаточно долго. Опять скрежетал лифт. Опять шаги уже по какому-то другому коридору.
Наконец шаги стихли, раздался сначала металлический скрежет и затем тяжелый хлопок — вероятно, они вошли в какое-то новое помещение. Вдруг раздался надтреснутый голос:
"Стоять, ядришь ты в корень! И хто-й там?.. Стоять, сказано, стреляю без предупреждения!"
"Из чего ж ты, Пришмандюк, стрелять-то будешь? — прозвучало в ответ. — Из лампады своей, или, может, из пупа?"
"Уж найдем! — был ответ. — Что, уставу не знаешь? Хто такой, спрашиваю? Пароль!"
"Да дежурный, Гридописов моя фамилия… А пароль — "Малелеил"… Строгий ты, комендант, как я погляжу…"
"Без строгости в нашем деле нельзя, — был ответ, — должен бы знать, Хренописов… Новенький, что ль? Не знаю тебя".
"Вообще, шестой день… А что, сомнения? Пароля мало тебе?"
В ответ раздалось скрипучее бурчание:
"Пароль любой дурак сказать может… Штирлицы, едри-ить… Шестой день — а уже командывает!.. Ну проходь, коли пароль знаешь…"
"А ты, Пришмандюк, согласно уставу, наушники-то вынь свои".
"Да вынул, вынул уже, давно вынул. Это я — по губам. По системе товарища Бурчай-Рабиновича Сидора Авелевича. По шевелению губ… И за что только в тридцать осьмом годе шлепнули человека? Такой был во всех областях спецалист!"
"Вот за рассужденья, наверно, вроде твоих… — было отвечено. — В те времена с такими говорунами-то — знаешь, как?.."
"Оно верно… оно правильно… — в ответ много менее уверено было проскрежещено. — Ладно, ты чё, соколик, ты давай делай свое дело".