Козел в огороде

Слезкин Юрий Львович

— Да ни у кого не служу,— снисходительно отвечал парень.

— Что же ты хочешь этим сказать, что лошадки твои?

— А конечно же, наши…

— Никогда не поверю, что твои.

— Наши кони.

Тут Евстафий Родионович положил обе руки на широкие плечи парня и чуть не раздавил его в своих объятиях.

— Вот за это молодец,— кричал он,— вот она, украинская деревня! Крепнет, богатеет, растет не по дням, а по часам. Культурно растет. А еще говорят, нету смычки. Вот она, живая смычка. Ты

ведь поди, раньше в кавалерии служил? Наверно, служил. А потом вернулся в деревню и знания, приобретенные в городе, применил на своем хозяйстве? С пользой применил!

Парень шевельнул плечами и в свой черед тиснул Амбразурова так, что у того дух захватило.

— Ну что же, побратаемся,— предложил он и полез в тачанку за соблазнительно выглядывающей из-под сена четвертью.

Но доктор отказался. Тогда парень сам глотнул порядочную порцию, после чего они мирно заговорили о кормах, о целебных лошадиных мазях, о преимуществах ременной шлеи перед веревочной. А тем временем с почтового крылечка сошло еще пять хлопцев в таких же мерлушковых шапках, как и у первого. Они волокли изрядные торбы, туго набитые.

— Это кто же такой? — спросил один из них, покосившись на Амбразурова.

— Ничего,— спокойно ответил парень с серьгой в ухе и подтолкнул доктора локтем: — Подсоби маленько.

Евстафий Родионович глянул на парня, потом на торбу, кинутую на крылечко ушедшими снова в контору хлопцами, и, крякнув, закинул ее на тачанку.

— Добре,— поощрительно сказал парень.

Вслед за этим хлопцы вынесли еще две торбы, аккуратно умяли их, прикрыли сверху сеном, оглянулись по сторонам, тоже сказали:

— Добре.

И, прыгнув в тачанку, шевельнули вожжами и размашистой ровной рысью запылили по широкой, прямой улице в мреющую даль полей встречь разгорающемуся июльскому солнцу.

— Да-с, лошадки,— прищелкнув языком, завистливо пробормотал Евстафий Родионович и тут только, обернувшись, увидел незнакомца в круглых очках, обалдело стоявшего посреди улицы.

— Вы чего? — спросил доктор.— Потеряли что-нибудь?

— Я…— прошептал незнакомец и даже чуть отпрыгнул в сторону.— Нет… нет… я ничего… А вы?

— Что я?! — удивился Амбразуров.

— Вы тоже с ними?

— С кем, позвольте узнать?

— Да вот с этими… теми, что уехали,— ответил опасливо человек и мотнул подбородком в сторону оседающей пыли.

— С хлопцами? — весело подхватил доктор.— Что же, видно, они дельные хлопцы. Настоящие хозяйственники. Обратили внимание на их лошадок? Поискать, не найдешь таких.

Тут доктор собрался сызнова начать разговор на любимую тему, забыв даже предварительно познакомиться, но человек как-то вильнул неожиданно в сторону и боком-боком, все прибавляя ходу, маленькими шажками с оглядочкой бросился от Амбразурова прочь и юркнул

в первый попавшийся переулок.

Евстафий Родионович, по свойству своего флегматического характера, не очень этому казусу изумился, только пожал плечами и закурил новую сигару, а после совсем забыл думать и о незнакомце, и о хлопцах, потому что всегда интересовался лишь тем, что было у него в данную минуту перед глазами.

Поэтому, только придя по вызову товарища Табарко в холодную и тотчас же узнав в бандите с вывихнутой рукой — парня с серьгой в ухе, Евстафий Родионович вспомнил лошадок, и торбы, которые выволакивали с почты хлопцы, и испуг чудного незнакомца.

— Ну и бисова штукенция,— кричал он, обволакивая себя волнами едкого дыма,— так ты, значит, бандит, а не хозяин? И лошадки у тебя ворованные? Говори мне — ворованные? И я тебе еще грабить помогал — так, что ли?

— Выходит, что так,— ухмыляясь, отвечал парень.

Тут, под общий смех, раздосадованный доктор принялся вытягивать парню руку так энергически, как будто собирался оторвать ее совсем, а на официальные вопросы товарища Табарко сообщил все, как было, и этим самым отпиравшихся ранее бандитов вывел на чистую воду.

— Так вы говорите, что неизвестный человек в круглых очках, в сером костюме и гетрах при виде вас поспешил скрыться? — продолжал свой допрос товарищ Табарко, заранее похваливая себя за свою догадливость.— И, значит, можно предполагать, что он замешан с бандитами в одном деле? Так сказать, является ихним наводчиком и, уличенный вами, ретировался?

— Ну, этого я уже не знаю…— раздумчиво ответил Евстафий Родионович.— Вряд ли, однако, бывают такие глупые наводчики.

— Чего же он, по-вашему, удрал от вас, если не чувствовал за собой вины?

— А он нас забоялся,— весело вставил свое слово парень.

— Значит, все-таки вы его знаете? — накинулся на парня Табарко.— Вот погодите, заставлю я вас говорить правду.

— Да нам и охоты нет брехать,— сказал парень,— хиба ж ми у незнакомого стали бы билеты просить?

— Значит, он вам братенок? — настаивал начмилиции.

— Тьфу на такого братенька,— отвечал парень,— на кой нам сдался такой братенька? Человек без стыда и без совести! Середь нас таких николы не водилось.

— А вот я поймаю этого самого Козлинского да устрою ему с вами очную ставку,— живо у меня признаетесь.

— Да бросьте задаваться, товарищ начальник, не устроите нам очную ставку.

— Как так не устрою?

— Да не поймаете вы этого Козлинского, и все тут.

— Это еще что за разговоры?

— И вовсе не разговоры, а мы его раньше поймаем. Не сойти мне с этого места! А не мы, так наши братеньки его поймають и на все времена, сучьего сына, актерствовать переучат.