Крабат, или Преображение мира
Шрифт:
Взрывами хохота и злорадных рукоплесканий толпа наградила бывшего бургомистра, угодившего в "круг нищего", а ободряющие выкрики адресовались главным образом кандидату третьего округа, самому знаменитому спортсмену города, попавшему в "круг короля". Кое-кто из букмекеров под шумок еще принимал высокие ставки на этого человека, хотя после занятия кругов это запрещалось уставом.
Смех вызвал и городской казначей Фаллориан, оказавшийся в "круге императора": Фаллориан на всех семи предшествующих выборах вначале всегда занимал этот круг, а в конце неизменно скатывался в третий - "круг дворянина". Поскольку за четыре года, прошедшие со времени
Опять выступил вперед герольд; он огласил "Положение о выборах", которое и так все знали наизусть, спросил, как полагалось по закону, не желает ли кто-либо опротестовать процедуру подготовки и хода выборов на данный момент, - желающих не оказалось, - назвал имена кандидатов в алфавитном порядке: Бетиус, Мунк, Ракиа, Сартори, Фаллориан, Эрасмунт - и произвел пушечный выстрел, возвещавший начало решающей игры.
В течение десяти минут воздух над площадью кипел, бурлил и клокотал от рева болельщиков, имевшихся, по-видимому, у всех кандидатов, за исключением разве что Эрасмунта, коменданта; но самыми горластыми приверженцами, вне всякого сомнения, располагали Мунк - спортсмен и Бетиус - глава гильдии мясников.
Мяч, дававший о себе знать пронзительным свистом, перелетал из конца в конец огороженного пространства, кандидаты, соблюдая правила игры, с большим рвением и хитростью боролись за круги, и, когда новый пушечный выстрел возвестил последнюю минуту матча, Мунк оказался в "круге императора", Бетиус рядом с ним в "круге короля", а Фаллориан, бывший бургомистр Ракиа и Эрасмунт почти безнадежно застряли на последних кругах. Площадь ревела и бесновалась, теперь уже только имена спортсмена и мясника гремели в воздухе. Но когда грохнул третий и последний выстрел, пригвоздивший каждого кандидата к тому месту, где он стоял, и толпа замерла затаив дыхание, а орган заиграл бравурное вступление, сменившееся затем тональностью ре мажор, выбранной Себальдусом для "круга императора", то оказалось, что последняя минута смешала все карты: в "круге императора" стоял плюгавый, неказистый и тощий Эрасмунт, бывший комендант. По уставу и обычаю он стал на четыре года бургомистром города.
Раздались аплодисменты в его честь и выкрики "долой".
Орган заиграл в тональности до мажор для "круга короля". В этом круге стоял Ракиа, прежний бургомистр и новый комендант города.
Тональность ля мажор означала "круг дворянина"; кто злым, а кто и веселым смехом встретил известие, что жирный астматик Фаллориан в конце концов добился-таки опять должности городского казначея.
Тем самым триумвират городской управы был полностью укомплектован, а игра в выборы была проведена в острой и напряженной борьбе; правда, ее исходом горожане были не совсем довольны. Но поскольку все правила были соблюдены, начиная с тайных выборов Оскара Себальдуса выборщиком, а спортсмена Мунка, мясника Бетиуса и директора гимназии Сартори кандидатами округов и кончая подготовкой и проведением решающей игры, они удовольствовались тем, что громкими рукоплесканиями еще раз выразили свои симпатии потерпевшим поражение кандидатам.
Высшее право - равные возможности для всех - было соблюдено, а что побеждает всегда достойнейший, тоже было каждому известно, и, значит, торговец Фаллориан, хлебозаводчик Ракиа и владелец мебельной фабрики Эрасмунт оказались достойнейшими, и было бы в высшей степени неразумно и вредно для всех, если бы вдруг
Теперь горожане столпились вокруг букмекеров. Выигрыши были невелики, поскольку большинство участников заранее сделали ставку на поражение своих кандидатов, которых они сами выбрали и во все горло старались поддержать.
Новый бургомистр тут же на площади назначил спортсмена Мунка советником по жилищным вопросам, главу гильдии мясников - советником по народному образованию, а филолога Сартори - комиссаром по ценам и заработной плате. Все три назначения были встречены бурными аплодисментами, а несколько самых уважаемых горожан в порыве энтузиазма даже внесли в ратушу на своих плечах трех только что избранных правителей города, в том числе и толстяка Фаллориана.
Якуб Кушк в сердцах уже открыл было рот, чтобы напрямик спросить нищею, знает ли хоть кто-нибудь в городе, что у этой досточтимой троицы глаза настоящие, но вдруг заметил, что воробей, взлетевший в тот момент, когда нищий нарисовал круги на тротуаре, а потом испугался и хотел их стереть, всего два-три раза взмахнул крыльями: значит, время почти стояло на месте.
Крабат примирительно положил руку на плечо друга, словно желая его предостеречь, и сказал нищему: "Вол сидит на дереве, целый день умещается в спичечном коробке - все на свете относительно. Часы перемалывают время, мельница отсчитывает урожай, кровать служит опарой, а хлеб замешивают в гробу. Или наоборот. Все можно вывернуть наизнанку, главное, чтобы у тебя были хлеб, кровать и гроб. У кого хлеб, тот бог для тех, у кого его нет".
Нищий, вначале немного смутившийся, теперь оправился и весело подхватил:
"И если у тебя есть брачное ложе, то и невеста найдется. И если у тебя есть гробы, то чужие слезы обратятся в вино на твоем столе. Старо как мир! На этом держится жизнь. Там, - он показал на два высоких здания без окон, - все это известно. Ракиа печет хлеб для всего города. А Эрасмунт производит только кровати и гробы, лишь он один во всем городе. У него погреб полон самых лучших вин, а уж насчет женщин... Сам он похож на обглоданную селедку, но известно, что супружеской кровати не приобретешь, пока невеста не даст ему задаток".
От городских ворот к главной площади тянулся длинный караван тяжело нагруженных ослов.
"Фаллориан, наш бог торговли, видимо, опять заключил выгодную сделку, - тоном экскурсовода сказал нищий и вдруг ехидно ухмыльнулся.
– Кстати, только одних ослов впускают в город, не заставляя сдавать глаза на хранение".
Якуб Кушк спросил его с такой же ухмылочкой: "А почему бы тебе не принять участие в игре и не стать, например, бургомистром?"
Нищий подумал немного, потом пожал плечами.
"Уж ты скажешь тоже! Мне - бургомистром! Зачем, скажи на милость, для чего? Да мне и некогда. "Волшебная лампа" съедает уйму времени, ведь трактир принадлежит мне. Зря, что ли, я городской нищий? Любому городу нужен свой нищий, без него счастье горожан было бы неполным. И мое жалованье стоит у казначея отнюдь не в самом конце выплатной ведомости!"
"Но на самом деле, - продолжал он, уже на ходу, - все гораздо сложнее, чем кажется вам, зрячим, и проще пареной репы, как кажется им, незрячим. И если не принимать близко к сердцу, то иногда даже забавно взглянуть на все это одним глазком.
– Он рассмеялся, заметив невольный каламбур.
– Теперь мне и впрямь пора взглянуть одним глазком на свое хозяйство. Само собой разумеется, что вы - мои гости".