Краденое счастье
Шрифт:
– Давай разучим с тобой прекрасное произведение, как нельзя больше подходящее к твоему голосу: «Христос-младенец в сад пришел».
– Христос-младенец в сад пришел, и много роз нашел он в нем, – с чувством выводила Люба и смотрела на лимонные облака за окном.
– Да она уже поет! – с удовольствием сказал в дверях знакомый голос.
Люба умолкла и поглядела на дверь. В палате стоял Путин.
Глава 13
ЧАСЫ ОТ ПУТИНА
– Девушка, милая, в какой палате лежит Любовь Зефирова? – Надежда Клавдиевна водрузила на стол дежурной банку с солеными грибами. – Это вам к чаю!
– Да вы что, женщина? – возмутилась дежурная, придвигая банку поближе. – Здесь вам «Поле чудес», что ли?
– Возьмите, пожалуйста, не обижайте нас. Мы их в такую даль перли. Это ж рыжики! Экологически чистые. В Москве такие грибочки отродясь не растут.
– Видеть Зефирову нельзя. Нет, нет, нет… Строго-настрого запрещено.
– Эта… – Речь Геннадия Павловича, обычно говорившего довольно складно, в Москве стала корявой и неубедительной. – Почему – нельзя?
– Никакой информации давать не велено! – важно осадила его дежурная. – Тут уж с утра насчет Зефировой толпятся. И журналисты, и муж.
– Какой муж? – Надежда Клавдиевна недоуменно поглядела на Геннадия Павловича. – Никакого мужа у нее нет. Да вы про кого говорите-то?
– Не знаю, кто он там ей был, а только сейчас у молодежи с этим делом быстро, – ворчливо сообщила дежурная.
Геннадий Павлович повел Надежду Клавдиевну в сторону – держать совет, когда в фойе вошел Каллипигов, солидный и недосягаемый, как машина со спецномерами. Каллипигов катил Любину коляску. Ее сиденье было заменено на новое, из натуральной кожи, но Геннадий Павлович узнал бы Любину коляску из тысячи – он самолично починял ее: вставлял нестандартный штырь, аккуратно заматывал проволокой подлокотник.
– Надя, – сказал Геннадий Павлович с одышкой. – Гляди-ка: это ж Любина коляска. А почему Любушки нет?
– Ой! – заголосила Надежда Клавдиевна. – Любушка! Да на кого же ты нас покинула?
– Позвольте! – брезгливо сказал Каллипигов. – Кто-нибудь, заберите ее. Черт знает что! Почему впустили? Кто разрешил?
– Отдайте нам коляску, – вцепилась в сиденье Надежда Клавдиевна. – На память о Любушке!
– На какую память? – возмутился Каллипигов. – Дайте дорогу!
Надежда Клавдиевна подняла зареванное лицо и хотела было вновь слезно умолять вернуть память о Любушке, но вдруг замолчала, припоминая…
– Ой! – сказала Надежда Клавдиевна. – Товарищ Каллипигов? Миленький, вы откуда здесь? С Любушкой нашей попрощаться пришли?
– Что значит – попрощаться? – раздраженно бросил Каллипигов. – Любовь Геннадьевна попросила привезти ей старую коляску.
– Люба жива? – с запинкой спросил Геннадий Павлович, ухватившись за рукав Каллипигова. – Я отец, Геннадий Павлович Зефиров.
– Жива-здорова, в настоящий момент принимает в своей палате визит одного из первых лиц государства, – казенно сообщил Каллипигов, размышляя про себя, заинтересован ли он в дружбе с родителями Зефировой.
– У Любушки сейчас Путин? – оторопела Надежда Клавдиевна.
– Без комментариев, – высокомерно бросил Каллипигов, решив пренебречь дружбой с Зефировыми. – Вы извините, мне нужно идти. Любовь Геннадьевна ждет коляску.
– Мы с вами, – простодушно сообщила Надежда Клавдиевна и поднялась с пола. – Хорошо как, что земляка встретили, да, Гена?
– Со мной, к сожалению, нельзя, – подхватил коляску Каллипигов. – Режим, сами понимаете! Вход сотрудникам Кремля и строго аккредитованным лицам.
И он энергично укатил к лифту.
– Гена, – шепотом спросила Надежда Клавдиевна. – Чего он сказал? Где кредитоваться?
– Откуда я знаю? – так же шепотом ответил Геннадий Павлович.
– Спроси у кого-нибудь, – сердито приказала Надежда Клавдиевна. – Отец ты или не отец?
Геннадий Павлович насупил брови, подошел к дежурной и, покосившись на двоих высоких мужчин в черных костюмах, с рациями в руках и крошечными наушниками, спросил:
– Я извиняюсь. Как бы нам аккредитоваться?
Дежурная поглядела на охрану и, нахмурившись, сказала:
– Подведете вы меня под монастырь…
– Уж очень вас просим! – прижал Геннадий Павлович руки к груди.
– Что с вами делать? – вздохнула дежурная. – Триста рублей давайте…
Геннадий Павлович представлял аккредитацию несколько иначе и оттого слегка замешкался. Но Надежда Клавдиевна торкнула его в бок.
И Зефиров вытащил из внутреннего кармана пиджака сотенные бумажки.
– Погодите вон там, на стульях в гардеробе. Путин сейчас уедет, так вас проведу. Дайте-ка я вас замкну временно. Уж вы там тихо!
– Гена, как ты думаешь, чего Владимир Владимирович там сейчас делает? – спросила Надежда Клавдиевна и, не дожидаясь ответа, предположила: – Вдруг кровь Любе отдает?
Геннадий Павлович страдальчески поморщился.
– Опять ты об этом? Слушать даже смешно.
– Хоть бы одним глазком глянуть, что там делается?
– Чует мое сердце, наша артистка Путину песни исполняет, – горделиво сообщил Геннадий Павлович.
И прислушался.
– …Христос-младенец в сад пришел, – выводила Любовь и глядела на лимонные облака за окном.
– Да она уже песни поет, – весело сказал знакомый голос.
Люба поглядела на дверь.
В дверях стоял Путин в накинутом на плечи халате.
Любовь замолчала.
И в тот же миг палата заполнилась людьми, с выражением хлеба-соли на лицах.
Люба успела с удивлением отметить, что известная ведущая, на экране высокая и фигуристая, в жизни оказалась крошечной и худенькой, как модно одетая синичка.
Вторым эшелоном вошли руководители госпиталя в бирюзовой экипировке. Последней протиснулась медсестра с огромной керамической вазой, украшенной надписью «С 60-летием!».