Краем глаза
Шрифт:
— Да? — ответил седоволосый галерейщик, чуть наморщив нос, словно ожидал, что следующим вопросом покупатель осведомится, а входит ли пьедестал в стоимость скульптуры.
— Мне больше по вкусу картины, чем объемные произведения искусства, — объяснил Младший. — Собственно, в моей коллекции имеется только одна скульптура Пориферана.
«Индустриальная женщина», купленная за девять с небольшим тысяч долларов восемнадцать месяцев тому назад и в другой галерее, сейчас стоила никак не меньше тридцати тысяч, так быстро росла известность и популярность Бэрола Пориферана.
Это доказательство вкуса и финансовых возможностей произвело самое благоприятное впечатление. Галерейщик заметно оттаял, то ли улыбнулся, то ли скорчил гримасу, словно от неприятного запаха, и признался, что он — Максим Кокен, владелец галереи.
— Скульптура, которая заинтересовала меня, — Младший указал на витрину, — очень напоминает под… подсвечник. И разительно отличается от остальных.
Выразив недоумение, галерейщик направился в первый зал, скользя по натертому полу, как на коньках.
Подсвечник исчез. На пьедестале, который он занимал, стояла великолепная бронзовая скульптура Грискина, одного взгляда на которую хватило бы, чтобы и монахиням, и убийцам долго снились кошмары.
Младший попытался объяснить, что к чему, но выражением лица Максим Кокен напоминал полисмена, выслушивающего оправдания убийцы, который стоял перед ним с обагренными кровью руками. И его слова не принесли радости Младшему: «Я уверен, что Рот Грискин никогда не отливал подсвечников. Если вам нужен этот, безусловно, полезный предмет обихода, я рекомендую обратиться в отдел домашней утвари универмага «Гаме».
Униженный и оскорбленный, Младший покинул галерею. Его распирала злость, но не уходил и страх.
На улице он повернулся к витрине. Ожидал увидеть подсвечник, который по какой-то сверхъестественной причине открывался человеческому глазу только с улицы, но на пьедестале стояла скульптура Грискина.
Всю осень Младший читал книги о призраках, полтергейстах, домах, где водились призраки, кораблях, на которых не было никого, кроме призраков, сеансах вызова духов, записях, сделанных духами, съемках духов, общении с духами через контактеров, экзорцизме, выходах в астрал, гадальных досках и вышивании.
Он пришел к выводу, что гармонично развитый, самосовершенствующийся человек должен овладеть каким-либо ремеслом, и вышивание приглянулось ему больше гончарного дела или художественного склеивания. Для работы с глиной требовались гончарный круг и сушильная печь, от второго отпугивали клей и лак. К декабрю он начал первый проект: на наволочке к маленькой подушке вышил крестиком цитату из Зедда: «Смиренность — удел неудачников».
13 декабря, глубокой ночью, последовавшей за крайне утомительным днем, который Младший потратил на поиски Бартоломью по телефонным справочникам и вышивание, его разбудило пение. В двадцать две минуты четвертого. Слышал он только голос. Пела женщина. Без музыкального сопровождения.
Полусонный, Младший поначалу решил, что пение это — элемент сна. Голос едва слышался, поэтому прошло какое-то время, прежде чем он узнал мелодию: «Кто-то поглядывает на меня». Вот тут он сел и отбросил одеяло.
Зажигая по пути все лампы, Младший отправился на поиски исполнительницы серенады. В руке он зажал 9-миллиметровый пистолет, хотя против призрака стрелковое оружие не помогало. Однако, несмотря на то что про призраков он прочитал горы книг, они не убедили его в их существовании. Поэтому его вера в эффективность пуль, а также оловянных подсвечников осталась непоколебимой.
Пусть и едва слышное, пение женщины ласкало слух. Она так точно вела мелодию, что оркестра и не требовалось. Но при этом песня волновала и будоражила. Слышались в ней тоска и раздирающая душу грусть. Так петь определенно мог только призрак.
Младший выслеживал женщину, а она ускользала от него. Песня всегда доносилась из соседнего помещения, но, стоило Младшему зайти туда, звучала в той комнате, откуда он только что ушел.
Три раза пение смолкало, но дважды, когда он уже думал, что больше не услышит ее, она начинала петь вновь. На третий раз тишина так и осталась непотревоженной.
Жил Младший в доме старой постройки, с отличной звукоизоляцией. Шум из других квартир долетал до его ушей крайне редко. И никогда раньше он не мог разобрать в голосах соседей хоть слово… не говоря уже о песне.
Он сомневался в том, что пела Виктория Бресслер, умершая медицинская сестра, но, по его разумению, именно этот голос он слышал в телефонной трубке 25 июня, когда кто-то, представившись Викторией, просил его срочно предупредить Бартоломью о грозящей ему опасности.
Когда голос окончательно смолк, часы показывали тридцать одну минуту четвертого. До зари оставалось еще много времени, но Младший чувствовал, что больше не сможет заснуть. В этом нежном, меланхоличном голосе не было ничего угрожающего… и тем не менее пение призрака сильно напугало Младшего.
Он подумал о том, чтобы принять душ и начать день раньше обычного. Но вспомнил «Психопата»: Энтони Перкинс, одевающийся в женскую одежду и держащий в руке мясницкий нож.
Вышивание не помогало обрести покой. Руки Младшего так тряслись, что об аккуратных стежках не могло быть и речи.
Читать о полтергейстах и тому подобном решительно не хотелось.
Вместо этого он сел за столик на кухне и раскрыл телефонный справочник, чтобы продолжить поиски Бартоломью. Найди отца — убей сына.
За девять дней Младший переспал с четырьмя красивыми женщинами: с одной — накануне Рождества, со второй — после, с третьей — перед Новым годом, с четвертой — после. И впервые в жизни, во всех четырех случаях, не получил удовольствия.
Не то чтобы он не оправдал ожиданий. Как всегда, показал себя быком, жеребцом, ненасытным сатиром. Ни одна из его любовниц не пожаловалась, ни у одной не было сил жаловаться после того, как он свое отработал.