Краем глаза
Шрифт:
— Как ты могла меня узнать? Без волос, с таким лицом.
— Я вижу.
— Видишь что? — спросил он, с силой сжав подбородок девочки, причиняя ей боль.
Из-за того, что его пальцы мешали ей говорить, она просипела:
— Я вижу, какой ты везде.
После поисков Каина Том Ванадий напрочь утратил интерес к утренней газете. А крепкий черный кофе, ранее отменного качества, вдруг стал горьким.
Он отнес кружку к раковине, вылил кофе
Пол, должно быть, хотел взять ее с собой, но забыл.
Крышка сумки не была плотно закрыта. Из уголка поднимался дымок. Словно внутри что-то горело.
Еще не дойдя до сумки, Ванадий понял, что это не дымок. Слишком быстро он растворялся в воздухе. И на ощупь холодный. Пар от сухого льда.
Том снял крышку. Никакого пива, одна голова. Отрубленная голова Саймона Мэгассона лежала на льду лицом кверху, с открытым ртом, словно адвокат стоял в суде и возражал против вопроса, заданного прокурором.
Не было времени ужасаться, переваривать увиденное. Счет шел на секунды. Каждая потраченная попусту могла обернуться еще одной смертью.
К телефону, звонить в полицию. В трубке абсолютная тишина. Бессмысленно давить на рычаг. Провод перерезан.
Соседей может не быть дома. Пока он будет стучать в дверь, просить разрешения воспользоваться телефоном, набирать номер… На это ушло бы слишком много времени.
Думай, думай. До дома Лампионов ехать три минуты. Может, даже две, если не останавливаться перед знаками «Стоп», проходить повороты на предельной скорости.
Том схватил револьвер со стола, автомобильные ключи с буфета.
Вылетел из двери, которая с такой силой захлопнулась у него за спиной, что треснула одна из стеклянных панелей, скатился с крыльца и только тут понял, до чего прекрасный выдался день. Невероятно синее, невероятно яркое, невероятно глубокое небо, под таким просто не могло быть места смерти, и, однако, находилось. Рождение и смерть, альфа и омега, неразрывно связанные друг с другом, сплетенные в единое целое. Своей неземной красотой день словно предвещал что-то ужасное.
Автомобиль стоял на подъездной дорожке. Такой же бесполезный, как телефонный аппарат.
«Господи, помоги мне, — взмолился Том Ванадий. — Отдай мне его, отдай мне этого человека, и я сделаю все, что ты мне прикажешь. Я всегда буду твоим инструментом, но, пожалуйста, пожалуйста, ОТДАЙ МНЕ ЭТОГО БЕЗУМНОГО ЗЛОБНОГО СУКИНОГО СЫНА!»
Три минуты на автомобиле, может, две, без остановок на знаках «Стоп». Он мог пробежать это расстояние за то же время. Сил ему хватит. Он уже не тот, что раньше. Ирония судьбы, но после комы и реабилитации он не стал таким же толстяком, каким был до того, как Каин утопил его в Куэрри-Лейк.
Я
От этой девочки мурашки по коже бежали, по-другому и не сказать, и Младший чувствовал себя точно как в вечер вернисажа Целестины в «Галерее Гринбаум», когда, сбросив тело Недди Гнатика в мусорный контейнер и выйдя на улицу, решил взглянуть на часы и обнаружил, что на левом запястье их нет. Сейчас ему тоже чего-то недоставало, но отнюдь не «Ролекса». Речь вообще не шла о чем-то материальном. Что-то он упускал, Младший это прекрасно понимал, что-то очень-очень важное ускользало, не давалось ему.
Он разжал пальцы, сжимавшие подбородок девочки, и она незамедлительно отползла от него к дальнему концу дивана. А в ее глазах — взгляда она не отрывала от него ни на секунду — не было ничего детского. И он мог поклясться, что это не игра его воображения. Ужас был, да, но, помимо ужаса, Младший видел во взгляде демонстративный вызов, взгляд словно просвечивал его насквозь, открывал ей то, чего знать она никак не могла.
Он выудил из кармана пиджака глушитель, вытащил пистолет из наплечной кобуры, начал накручивать глушитель на ствол. С первой попытки не удалось: сильно тряслись руки.
На ум пришел Склент, возможно, из-за странного рисунка в альбоме девочки. Склент на новогодней вечеринке, от которой его, Младшего, отделяло несколько месяцев и целая вечность. Теория существования жизни после смерти, позволяющая обойтись без бога. Призраки — сгустки энергии, остающиеся на земле благодаря злобе и упрямству. Некоторые исчезали. Другие вселялись в тела младенцев.
Его любимая жена упала с пожарной вышки и умерла за несколько часов до рождения этой девочки. Эта девочка… сосуд.
Он вспомнил, как стоял на кладбище неподалеку от могилы Серафимы, которая находилась чуть выше по склону, только тогда он думал, что хоронят какого-то негра, а не его бывшую жертву, и думал о том, что почвенными водами, если сильный дождь как следует промочит землю, жидкость, вытекшую из трупа негра, понесет вниз, пока она не доберется до могилы Наоми и не смешается с ее останками. Неужели уже тогда подсознание намекнуло ему о существовании другой, куда более опасной связи между мертвой Наоми и мертвой Серафимой?
И, навернув таки глушитель на ствол пистолета, Каин Младший наклонился к девочке, заглянул ей в глаза и прошептал:
— Наоми, ты здесь?
Еще на лестнице Барти показалось, что он слышит голоса, доносящиеся из его спальни. Тихие голоса. Когда он остановился, чтобы прислушаться, голоса исчезли, а может, они просто ему послышались.
Конечно, Ангел могла сама включить говорящую книгу. Или, пусть куклы и остались внизу, пока он отсутствовал, она решила поболтать с мисс Пикси и мисс Велвитой. Для других кукол у нее были свои голоса, в том числе и для той, что сидела на стеганом чехле для чайника. Ее Ангел назвала Смелли.