Краем глаза
Шрифт:
Он протиснулся мимо двух официанток-раздатчиц, мимо повара, который жарил яичницы, рубленые котлеты и бекон на открытом огне. Должно быть, на лице Младшего читалось что-то очень страшное, потому что сотрудники ресторана безмолвно пропускали его, вжимаясь в стойку.
Рванувшись со стула, он одновременно потерял контроль над собой. Волны ярости и страха одна за другой накрывали его с головой.
Он понимал, что ему необходимо взять себя в руки. Но не мог заставить себя дышать медленно и глубоко, не мог вспомнить другие эффективные методы самоконтроля, предложенные Зеддом, не мог вспомнить ни единого полезного в текущий момент вида медитации.
Когда он проходил мимо своей тарелки, стоявшей на стойке, и вновь увидел сверкающий четвертак, с его губ сорвалось проклятье.
Обследовав проход за стойкой, Младший кинулся на кухню. В шипение и грохот, в облака паров жарящегося лука, в аппетитные ароматы куриного жира и картофельной соломки, обретающей желтизну в глубинах кипящего масла.
На кухне работали только мужчины. Одни в изумлении таращились на него, другие просто не замечали. Он шел по проходам между раскаленными плитами и разделочными столами, глаза слезились от пара и жары. Искал и искал Ванадия.
На кухне никого не нашел, а в коридоре, ведущем к кладовой и двери черного хода, дорогу ему преградил владелец ресторана. Младшего бросало то в жар, то в холод, когда он крыл владельца ресторана последними словами. Тот в долгу не остался. Безобразная получилась сцена.
Но владелец ресторана заметно смягчился, стоило Младшему упомянуть о четвертаке в чизбургере. Еще больше смягчился, когда они проследовали к стойке и он собственными глазами увидел сверкающий диск, вдавленный в полурастопленный сыр. Праведный гнев сменился нижайшими извинениями.
Извинения Младшего не интересовали. Так же, как бесплатный ленч, даже целая неделя бесплатных ленчей. Не отреагировал он и на предложение взять домой яблочный пирог. В качестве подарка.
Ему требовалось объяснение, а вот с этим в ресторане помочь ему не могли. Никто, кроме него, не понимал, что означает появление в чизбургере четвертака.
Ресторан он покинул голодным и злым.
Уходя, видел лица, прилипшие к окнам, глупые, как морды жующих коров. Что ж, им будет что рассказать, когда после ленча они вернутся в свои магазины и конторы. Своей дурацкой выходкой он развлек незнакомых ему людей, на короткое время пополнил армию городских эксцентриков.
Младший ужасался собственному поведению.
По пути домой он дышал медленно и глубоко, медленно и глубоко. Не шагал — плыл, пытаясь избавиться от сковывавшего тело напряжения, сосредоточиться на приятном: освобождении от армейской службы, покупке картины Склента.
Но окутавшее Сан-Франциско предрождественское веселье ускользало от него. Блеск витрин и сияние вывесок потускнели, на Младшего наползло что-то мрачное и зловещее, ранее таившееся в купленной им картине «Рак подкрадывается незаметно, версия 1».
За то время, что ушло у Младшего на дорогу домой, он не смог придумать ничего лучшего, кроме как позвонить Саймону Мэгассону, своему адвокату в Спрюс-Хиллз.
Позвонил из кухни, с телефонного аппарата, который стоял на угловом столике с гранитным верхом. Кровь давно замыли, повреждения от рикошета пули заделали.
Как это уже не раз случалось, войдя на кухню, он почувствовал зуд в отстреленном пальце. Не имело никакого смысла снимать ботинок и носок и чесать культю: облегчения это не приносило. Зудел палец, которого не было, а следовательно, почесать его Младший не мог.
Когда адвокат наконец взял трубку, в голосе его явственно слышалось недовольство, словно Младший виделся ему эквивалентом зудящего пальца, который он бы с удовольствием отстрелил.
Но этот большеголовый, пучеглазый, узкогубый карлик заработал на смерти Наоми 850 тысяч долларов, так что Младший полагал, что имеет право не только задавать вопросы, но и рассчитывать на ответ. Хотя он бы не удивился, получив от Мэгассона после этого новый счет.
Младший понимал, что должен соблюдать предельную осторожность, пусть с ночи его отъезда из Спрюс-Хиллз прошло одиннадцать месяцев. Чтобы не навлечь на себя подозрения, следовало демонстрировать полное неведение, но при этом хотелось узнать, сработал ли его план, убедил ли он полицию в том, что смерть Виктории и исчезновение Ванадия связаны между собой. Вдруг произошло что-то непредвиденное, чем и удастся объяснить появление четвертака в чизбургере.
— Мистер Мэгассон, вы как-то предложили обратиться к вам, если детектив Ванадий вновь начнет мне докучать, и вы примете меры. Так вот, я думаю, вам надо с кем-то об этом поговорить.
— Он что, вышел на вас? — В голосе Мэгассона слышалось изумление.
— Ну, кто-то определенно портит мне жизнь…
— Ванадий?
— Подозреваю, что он имеет к этому…
— Вы его видели? — гнул свое Мэгассон.
— Нет, но я…
— Говорили с ним?
— Нет-нет. Но в последнее время…
— Вы знаете, что здесь натворил Ванадий?
— Я? Откуда? — солгал Младший.
— До того, как вы звонили в первый раз, с просьбой найти частного детектива, в сгоревшем доме нашли мертвую женщину, а Ванадий исчез, но поначалу эти два происшествия не связали между собой.
— Женщину?
— Во всяком случае, если полиция уже тогда знала правду, они не предавали эти сведения гласности. Поэтому у меня не было причин говорить вам об этом. Собственно, я даже не знал об исчезновении Ванадия.
— Что вы такое говорите?
— Улики указывают на то, что Ванадий убил женщину, медсестру местной больницы. Поджег дом, чтобы замести следы, но, должно быть, понял, что полиция все равно выйдет на него, и сбежал.
— Сбежал куда?
— Никто не знает. Он не давал о себе знать. Вы — первый, кто обнаружил его присутствие.
— Но я его не видел, — напомнил Младший адвокату. — Я просто предположил, когда почувствовал к себе чье-то внимание…
— Вам следует обратиться в полицию Сан-Франциско. Пусть установят наблюдение за вашей квартирой и возьмут его, как только он высунется.