Краем глаза
Шрифт:
Напомнив себе, что фортуна благоволит к настойчивым и во всем надо искать светлую сторону, Младший начал с самого города и его жителей с фамилией Бартоломью. Таковых оказалось не так уж и много.
Выдавая себя за советника «Католической семейной службы», он звонил каждому Бартоломью и интересовался недавним усыновлением. Те, кто выражал недоумение или заявлял, что никого не усыновлял, обычно вычеркивались из списка.
В нескольких случаях, когда ответы вызвали у него подозрения, Младший проводил более детальную проверку. Осматривал дома, задавал наводящие вопросы соседям, пока не убеждался, что добычу следует искать в другом месте.
К середине месяца он разобрался со всеми жителями Сан-Франциско, носящими фамилию Бартоломью. А к сентябрю, когда отстрелил палец, прошерстил четверть миллиона телефонных номеров в поисках тех, кого звали Бартоломью.
Разумеется, у ребенка Серафимы не могло быть телефона. Речь шла о младенце, пусть и представлявшем собой опасность для Младшего, какую именно, он пока не имел ни малейшего понятия, но младенце.
Имя Бартоломью встречалось не так уж и часто, вот логика и подсказывала, что ребенка скорее всего могли назвать Бартоломью в честь приемного отца. Таким образом поиск по телефонному справочнику мог принести нужный результат.
Хотя Младший все также ощущал угрозу, по-прежнему доверял в этом вопросе интуиции, он не тратил на охоту все свободное от сна время. В конце концов, жизнь дана человеку для того, чтобы ею наслаждаться. Самосовершенствование, галереи, женщины, все требовало времени.
И Младший все более склонялся к мысли, что их с Бартоломью пути пересекутся совершенно неожиданно для него, не в результате его планомерных поисков, а случайно. А следовательно, от него требовалась постоянная готовность, чтобы сразу, раз и навсегда, покончить с угрозой, используя подручные средства.
В общем, после отстрела пальца продолжились и охота на Бартоломью, и хорошая жизнь.
Через месяц, ушедший на перевязки и восстановление здоровья, Младший вновь начал дважды в неделю посещать занятия по искусствоведению. И возобновил ежедневные экскурсии по лучшим галереям и музеям города.
Из упругой резины, непосредственно по ноге, ему изготовили вкладыш, который заполнил пространство, ранее занимаемое в ботинке большим пальцем. С этим простеньким приспособлением любая обувь вновь становилась удобной, так что к ноябрю Младший практически не хромал.
Впрочем, 15 декабря, в среду, придя на медицинскую комиссию призывного участка, он оставил вкладыш в ботинке, а потому захромал не хуже старого Уолтера Бреннана, актера, ковыляющего по ранчо в «Настоящих Маккоях».
Врач без раздумий признал Младшего увечным и непригодным к службе. Спокойно, но решительно Младший обратился к нему с просьбой дать ему шанс доказать, что он может хоть как-то послужить в вооруженных силах, но врача не тронул его патриотизм, поскольку главное для него заключалось в том, чтобы очередь призывников двигалась без остановки.
Желая отпраздновать вердикт медицинской комиссии, Младший отправился в художественную галерею и купил второй экспонат своей коллекции. На этот раз не скульптуру — картину.
Не столь молодой, как Бэрол Пориферан, художник ходил в любимчиках у критиков, многие из которых не стеснялись называть его гением. Звали его загадочно, Склент, а с фотографии, выставленной в галерее, смотрел скорее не художник, а преступник.
Шедевр, купленный Младшим, отличали скромные размеры, квадрат со стороной в шестнадцать дюймов, но стоил он две тысячи семьсот долларов. Называлась картина «Рак подкрадывается незаметно, версия 1». На сплошной черноте лишь в правом верхнем углу пузырилось что-то маленькое и бесформенное, цвета зеленой блевотины и желтого дерьма. Младший полагал, что не зря потратил свои деньги.
Договорившись с владельцем галереи о времени доставки картины, Младший завернул на ленч в соседний ресторан. Заведение специализировалось на милых сердцу простого американца блюдах: рубленых котлетах, жареных курах, макаронах с сыром.
Сев на высокий стул у стойки, он заказал чизбургер, шинкованную капусту, жареный картофель и вишневую колу.
Переехав в Калифорнию, Младший, в рамках процесса самосовершенствования, решил стать гурманом и знатоком вин. В этих дисциплинах Сан-Франциско по праву считался одним из лучших университетов, поскольку многочисленные и в большинстве своем высококлассные рестораны города предлагали весь спектр национальных кухонь.
Но иногда он позволял себе вернуться к корням, пище, знакомой с детства. Отсюда и чизбургер, и сопутствующие гарниры.
Ему принесли все, что он заказал, да еще с довеском. Сняв колпачок с пластиковой бутылки с горчицей, чтобы выжать ее на бургер, он увидел четвертак, вдавленный в полурасплавленный сыр.
Рванувшись со стула, с колпачком в одной руке и пластиковой бутылкой в другой, Младший оглядел узкий зал ресторана. В поисках копа-маньяка. Мертвого копа-маньяка. И уже приготовился к тому, что сейчас увидит его: голова в крови, размозженное лицо, капающая на пол вода, словно он только что вылез из гроба-«Студебекера».
Половина стульев у стойки пустовала, рядом с Младшим просто никто не сидел, посетители ресторана отдавали предпочтение кабинкам. Некоторые расположились спиной к Младшему, трое фигурой напоминали Ванадия.
Он прошел вдоль всех кабинок, проталкиваясь мимо официанток, проверив всех троих. Ни один не напоминал мертвого детектива, более того, этих людей Младший никогда не встречал. Он искал… призрак? Но мстительные призраки не ходят на ленч в рестораны.
И потом, в призраков Младший не верил. А верил он в плоть и кровь, в строительный камень и известковый раствор, в деньги и власть, в себя и будущее.
Никакого призрака тут не было. Никакого ходящего мертвяка. Было что-то другое, но что именно, он пока не знал, и для выяснения ему оставалось только одно: искать Ванадия.
Каждая кабинка располагалась у большого окна, каждое окно выходило на улицу. Ванадий не стоял и на тротуаре. Его плоское, как сковородка, лицо не поблескивало под бледным декабрьским солнцем.
Теперь уже все посетители ресторана обратили внимание на странное поведение Младшего, все взгляды скрещивались на нем, когда он бросил на пол и колпачок, и пластиковую бутылку с горчицей. Пройдя через вращающийся турникет у края стойки, он шагнул в узкий проход за ней.