Крах дипломатического «Согласия»
Шрифт:
– Нечему удивляться, большевики осуществляют руководство всеми важнейшими направлениями государственной жизни, военные и прочие специалисты, желающие сотрудничать, активно помогают им в наведении порядка.
– Я могу подумать? – спросил Смыслов.
– Конечно, суток вам хватит?
– Не думаю, хотя бы неделю, я в Петрограде недавно, хочется осмотреться.
– Хорошо, товарищ Смыслов, мы надеемся на вас. Сейчас вас отвезут назад в казармы, а через неделю сообщите нам свое решение.
– Но я могу в любой момент вернуться назад
– Не думаю. Буквально только что пришло сообщение, что в вашем полку волнения, убит командир и три офицера. Сейчас командование осуществляет комиссар полка. Он назначен Советской властью.
«Значит агитаторы все-таки преуспели», – со злостью подумал Смыслов.
Он никак не мог понять, как его солдаты, такие храбрые в бою и уважительные в общении со старшим по званию, могли стать послушным орудием в руках каких-то агитаторов.
– Зачем вы развалили армию? – спросил он человека в кожаном пальто.
– Такая армия нам не нужна.
– Это великая русская армия, овеянная славой в сражениях.
– Бросьте, подпоручик, оставьте эти россказни для гимназисток и юнкеров. Армии больше не существует, то, что имеем – это сброд, деклассированный и деморализованный. Советской власти нужна армия нового типа, пролетарская, добровольческая. Она будет сражаться за идеалы революции.
Мы предлагаем вам как раз и заняться созданием новой армии, армии государства рабочих и крестьян. Вы же не дворянин, в вас нет гонора выпускников привилегированных военных училищ. Вы социально близки нам, и именно поэтому мы ведем этот разговор.
– Откуда вы узнали обо мне?
– У нас везде свои люди. За три дня в Петрограде вы успели обратить на себя внимание и поэтому приглашены сюда.
– Я хорошенько подумаю, – ответил Иван Петрович, он был польщен вниманием.
– Всего доброго, вот пропуск. По нему вы беспрепятственно пройдете сюда в другой раз, – товарищ в кожанке протянул руку.
Смыслов вышел из кабинета. В коридорах было полно народа, все куда-то спешили. Паркетные полы, еще недавно поражавшие блеском и идеальной чистотой, были основательно загажены. Казалось, что здесь не убирали с момента Октябрьского переворота.
«Как же они хотят навести порядок в стране, если не могут сделать это в собственном штабе?» – подумал про себя подпоручик.
Смыслов неспешно направился в сторону казарм. Мысли в голове путались. Новая власть предлагала ему сотрудничество под лозунгом спасения России. Он понимал, надо соглашаться. Но это будет конец всем его старым делам и знакомствам. Его будут презирать, осуждать, с ним перестанут здороваться приличные люди, ведь он собирается служить большевикам, уничтожившим Россию.
В тот день для себя Смыслов так ничего и не решил. В конце концов, ему дана на размышление целая неделя!
Он провел ее на улицах города. Ходил и слушал, пытался понять, что такое новая большевистская власть, читал газеты. Они сообщали, что в городе
Откуда-то в Бресте появилась делегация, представляющая независимую Украину. Малороссов было немало и в полку, где служил Смыслов, при старом режиме они часто стеснялись своего бытового прозвища «хохлы» и предпочитали, чтоб их тоже называли русскими. Офицеры-уроженцы Киева, Одессы и других крупных городов не знали местного наречия и втихаря подсмеиваясь над «мовой» деревенских «селюков».
После революции большевиков, когда пошли разговоры о праве народов на самоопределение, язык оказался важным фактором самостийности, и даже богатые землевладельцы с малороссийскими фамилиями вдруг вспомнили свои шляхетские корни и стали пытаться неуклюже «балакать на мове».
Большевики добивали великое государство, расползающееся по языковому признаку. Фактическую независимость уже получила Финляндия, оставалось только подписать формальные документы. Об отделении мечтали в Прибалтике и Польше. Но там, в зоне немецкой оккупации, действовали другие законы.
В конце концов, Смыслов решился: он пойдет на службу к большевикам, но не ради их чудовищной идеи, а ради России, которая оказалась в руках этой партии. Он будет честно служить родине, но никогда не поднимет руку на соотечественника, какие бы идеи тот не исповедовал.
Заблудших сейчас много, с ними надо разговаривать, убеждать отбросить все разногласия во имя России. Зато иностранным противникам от него пощады ждать не надо. К врагу он не будет иметь ни капли жалости. Он был наивен, этот молодой подпоручик.
С такими мыслями Иван Петрович в назначенный день подошел к Смольному, предъявил пропуск и прошел внутрь.
– Смыслов, ты?
Подпоручик обернулся. Навстречу ему, раскинув руки, шел бывший однокашник Андрон Смолин. На нем тоже была кожаная куртка с ремнем и пистолет в кобуре через плечо. Смолин учился на филологическом отделении и в год призыва Смыслова на службу был отчислен из университета за поведение, порочащее звание студента.
Группа филологов оказалась замешанной в деятельности общества под названием «Колокольчик». Будущие литераторы и литературоведы собирались на квартирах исключительно мужской компанией и, по слухам, вели себя непотребно. Паролем для членов общества стали слова популярной песни: «Колокольчики мои, цветики степные, что глядите на меня, темно-голубые». Один из участников произносил первую сточку, другой – вторую, делая акцент на последнем слове.
Сладость порока в те годы была в моде. Что уж говорить о студентах, если сплошь и рядом этим грешили представители высшего света и даже царствующего дома. Но, как известно, что дозволено Юпитеру, не дозволено быку.