Крах одной карьеры
Шрифт:
— Да.
— Я очень хочу тебя увидеть. Ты можешь приехать сейчас?
— Уже поздно, я очень устал.
— Тогда завтра. Позвони утром. Завтра суббота, и я не работаю. Ты позвонишь?
— Конечно.
— Мне надо много сказать тебе… Ты меня слышишь? — Вдруг в трубке послышался тихий и очень счастливый смех. — Я сегодня не засну, Валери. Совсем не засну. До завтра, милый. Спокойной ночи…
Кушнир осторожно положил трубку и повернулся. Кудряшов спал, сладко посапывая. Негромко лилась музыка из репродуктора, что висел над кроватью Валерия, и ему вдруг подумалось, что все-таки хорошо, когда есть человек, который ждет, и что он сделал правильно, позвонив Ирэн.
Травински позвонил Ирэн утром. Поздоровавшись, он начал расспрашивать, что собирается делать его секретарь. Ирэн отвечала осторожно, мучительно соображая, говорить или не говорить Гарри о приезде и звонке Валерия.
— Так, значит, мисс Ирэн, вы не знаете? — Травински помолчал, словно обдумывая, что предложить ей сегодня. — Да, а как поживает наш общий знакомый?
Сердце Ирэн сжалось, и она переложила трубку а другую ру-КУ, как будто это могло ее успокоить.
— Не знаю, шеф…
— Валерий в Москве, — коротко обронил Травински и снова помолчал. — Он позавчера приехал. Не звонил?
Ирэн, не зная, что ответить, молчала, а Травински, думая, что он ее удивил, с ласковой интонацией в голосе продолжал:
— Не переживайте, Ирэн. Очевидно, у него много было работы, и он позвонит сегодня.
— Что мне надо делать? — выдавила из себя Ирэн.
— Я думаю, встретиться. — Голос Травински стал жестче. — Не захочет, настаивайте.
— Мистер Травински, — Ирэн села и снова перехватила трубку. — А что потом?
— Я сейчас буду у вас, и мы вместе подумаем, как нам быть с нашим дорогим мальчиком. — Гарри помолчал. — Пора с ним поговорить откровенно.
Ирэн со страхом думала о том, что скажет, если позвонит Валерий. Позвать его на встречу с Травински? Она чувствовала, что Травински наконец получил какую-то необходимую ему информацию о Кушнире и готовится выйти на вербовку. Ирэн вдруг на секунду представила себе эту сцену и холодную, иезуитскую улыбку Травински, знавшего, что его жертве некуда деться, и ей снова стало страшно.
Телефонный звонок заставил ее очнуться.
— Я тебя целую, моя ласточка… — услышала она голос Валерия.
Как во сне промелькнули перед Ирэн какие-то полустертые временем картины: сильные руки отца, подбрасывающие ее к потолку, и голос, забытый, ласковый: «Лети, моя ласточка, лети…»
Ирэн судорожно вытерла кулачком щеку и, захлебываясь, сказала:
— Милый, у меня нет времени… Ничего не спрашивай, слушай. Сейчас придет Травински, и я не хочу, чтобы он слышал наш разговор. Он откуда-то знает, что ты в Москве. Не перебивай… Так вот, я ему не сказала, что ты мне звонил. Он хочет тебя видеть. Ты не должен с ним встречаться. Понял? Я тебя буду ждать, — она посмотрела на часы, — сегодня в семь около ресторана «Ласточка», что на Таганке. Понял?
— Ирэн, — голос Валерия удивленно замер, — конечно, тебе видней, но что тут такого, если Травински хочет со мной встретиться?
— Я тебе все расскажу потом. До вечера, — Ирэн услышала звонок в дверь и бросила трубку на рычаги.
— Мисс Ирэн, вы, как всегда, неотразимы, — улыбнулся Травински, но про себя подметил припухшие глаза и лихорадочное состояние своего секретаря. — Не звонил Валерий?
— Нет, — односложно ответила Ирэн.
— Поговорим откровенно. — Травински посмотрел на секретаря и затушил сигарету в пепельнице. — Мне не нравится ваше настроение. После приезда Донована вы резко изменились, и мне кажется, что это неспроста. Что случилось? Мы так здорово начинали работать, а теперь, когда работа подходит к самому важному моменту, вы стали совершенно другой.
Ирэн догадалась, что тревожит Травински, и нашла то единственное решение, которое только было возможно сейчас.
— Вы правы, мистер Травински, я действительно изменилась. Я не привыкла так работать. Я привыкла во всем подчиняться и доверять своему шефу, в данном случае вам, — голос Ирэн задрожал, — а так…
— Я так и думал! — со злостью воскликнул Травински. — Эта старая, выжившая из ума лошадь, Донован, решил проверить мою благонадежность! Тридцать лет бок о бок работаем, а он все не доверяет!..
— Вы меня правильно поняли, мистер Травински, — голос Ирэн окреп. — Действительно, Донован приказал мне наблюдать за вами. Больше того, он страшно недоволен нашей работой. Он сказал, что «аспиранта» давно пора прощупать и выходить на заключительную беседу.
— Кретин! Как он не может понять, что русские — это же совсем другие люди! На вербовку советского человека надо выходить с полным карманом компрматериалов. Что касается денег, то я уже зацепил нашего «аспиранта» так, что при первом же нажиме он с радостью станет работать на меня и еще будет упрашивать, чтобы я не рассказывал никому о его маленьких тайнах.
Ирэн со страхом следила за побагровевшим Травински и хотела только одного — чтобы тот скорее ушел.
— Вот смотрите, Ирэн, — Травински вытащил из внутреннего кармана пиджака пачку фотографий, — смотрите… Куда он денется от меня? — Однако фотографии не показал, а тут же спрятал в карман и, внезапно успокоившись, тихо добавил:
— Встречу назначайте на сегодня. Я буду ждать Кушнира около Белорусского вокзала. Бели все спокойно, пусть пройдет к кассам-автоматам пригородных поездов, затем спустится к камерам хранения и ждет меня около автомата номер 1417. Понятно?
Ирэн кивнула. Травински легонечко дотронулся до плеча Ирэн:
— И не обращайте внимания на «старикашку». Нам работать с вами еще очень долго.
Кушнир был удивлен разговором с Ирэн. Он растерянно посмотрел на Андрея, молча сметавшего крошки со стола после завтрака, и уселся на кровать.
— Ты что расстроился? — спросил Андрей.
— Да так… позвонил одной приятельнице, хотел встретиться, а она какую-то чушь понесла… Ничего не понял.
— Может, замуж вышла? Это бывает. Я помню, в институте учился, встречался с одной девицей. Любовь была — не рассказать. Потом уехал на преддипломную практику на три месяца. Приезжаю, конечно, тут же звоню: дескать, давай встретимся, а она крутит, вертит. Потом не выдержала и объявила, что вышла замуж. Так-то, друг.