Крап-чаг соединяет
Шрифт:
— Ис Дар, Вы не можете остаться, наши шансы на выживание слишком малы, как Вы понимаете, а у Вас есть, о ком позаботится. Например, Дир. Он еще слишком юн, чтобы оставаться без Вашего присмотра.
Он смотрел на меня, и я видела, насколько большая борьба сейчас шла у него внутри. Но он кивнул и сказал:
— Я буду готов заняться им, как только вы приземлитесь.
Я просто кивнула ему в ответ. Но Ронэр, есть Ронэр: ничему его жизнь не учит.
— Я не понимаю, зачем Вам, эльтарина, погибать вместе с ним? Ведь Вы сгорите вместе с ним в этой металлической коробке. Вы так молоды, прекрасны, весь Рокшан будет у Ваших ног! Вы должны отправиться с нами.
Я не выдержала и зло сказала:
— Знаете, Ронэр, если мы выживем, Вы будете полы мыть весь этот цикл своим поганым языком. Неужели
Я повернулась к Труне, стоявшему в проходе, и сказала:
— Как только выйдем возле Крап-чага, я включу отстыковку, дальше Вы сами. Прощайте, мне было приятно познакомиться с вами всеми. И удачи нам всем!
Потом, не дожидаясь пока они еще чего-нибудь скажут, направилась на мостик.
Мы приземлились почти удачно. Мы, конечно, развалились, но не от перегрузки в атмосфере, а от удара о землю. Я не совсем точно рассчитала расстояние и из-за этого чуть не лишилась всех зубов, сломала нос, и мой позвоночник чуть не проделал дырку в моем черепе. Но мы остались живы, и все благодаря моему таланту пилота, я так считаю. В себя я пришла только через пару дней, и снова, уже привычно открыв глаза, увидела сидящего рядом Рантаира, который, устало привалившись к спинке кресла, спал как убитый. Было заметно, как он похудел, и выглядел очень потрепанным. Я села, свесив ноги, и ко мне тут же кинулся Дир со стаканом воды. Я не торопясь выпила, а потом, опустившись перед Рантаиром на корточки и опустив свою голову к нему на колени, прижала его ладони к своим щекам. Он проснулся, но, не двигаясь, ласкал кончиками пальцев кожу на моем лице. Я подняла лицо и попросила:
— Пойдем лечиться в спальню. Ты плохо выглядишь, и я думаю, тебе еще нельзя вставать.
Сзади раздался голос Дара:
— Я тоже ему это сказал, но он не хочет никого слушать, по стенке дошел сюда и уже здесь свалился.
Рантаир хмуро взглянул на Дара прошипел:
— Ты слишком много говоришь, ис! Может, мне сменить корабельного врача?
Я засмеялась и сказала:
— А у тебя и корабля-то больше нет, я его вдрызг разбила. А ис Дара я к себе на корабль врачом возьму, чтобы ты на него так больше не шипел. Друг называется!
У них у обоих сделались такие интересные лица, как будто я им сказку о привидениях рассказала. Нам потребовалось несколько дней, чтобы прийти в себя, особенно Рантаиру. Оказалось, что нас переправили в Императорскую резиденцию на Крап-чаге, где мы и прошли восстановительное лечение. Я еще несколько раз разговаривала с папой-императором, потом с мамой-императрицей, потом с папой эран Карсу и с самим Ронэром, который после все происшедшего долго не мог прийти в себя и долго посыпал голову пеплом. У них с Рантаиром даже какие-то дружеские отношения завязались. А ко мне Ронэр полностью изменил свое отношение. Можно сказать, что на меня он боялся теперь даже дышать, особенно после того, как узнал об изменении его приговора.
Рантаир не отпускал меня ни на шаг от себя, все время следя за каждым моим движением. Через пару дней, когда ему стало гораздо лучше, мы возобновили наши интимные отношения.
Боже, мне достался самый ненасытный мужчина во Вселенной. Такое ощущение, что он решил возместить все годы воздержания за ближайшую неделю. В итоге мне пришлось установить определенный лимит на секс, который сама же и нарушила, не прошло и полдня. Мы оба учились любить друг друга, узнавали друг о друге все больше и больше.
Я лежала на плече Рантаира и осторожно гладила синеватый шрам на его груди. Прижавшись к нему всем телом, я даже задрожала от мысли, что могла его потерять. Даже сидя там, в рубке обреченного корабля и пытаясь его посадить на Крап-чаг, я не боялась умереть, ведь в медитеке со мной находился мой мужчина. Я боялась остаться в живых, если он умрет. Я чувствовала его всем своим телом, всеми фибрами своей души я принадлежала ему. Он почувствовал мою дрожь и, сразу накрыв меня одеялом, крепче прижал к себе.
— Ты замерзла, Аттойя?
Я просто
— Я просто боюсь потерять тебя, любимый. Понимаешь, от жизни я хочу всего и побольше, но только если рядом будешь ты, а если тебя не будет, то мне не нужна такая жизнь.
Он мягко перевернул меня на спину и, подперев одной рукой голову, другой начал рисовать контуры моего лица. Его бесконечно синие глаза, которые с такой нежностью смотрели на меня, были переполнены любовью и счастьем.
— Я всегда буду рядом, Аттойя. Словно твоя тень буду следовать за тобой. Ты получишь от этой жизни все, что захочешь, я позабочусь об этом, любимая. Я живу тобой, я дышу тобой и существую, пока ты живешь. Для меня нет ничего и никого важнее тебя. И нет ничего, что я бы не сделал ради тебя и для тебя. Я только теперь понимаю, почему мой собственный отец забрал меня, своего сына, у моей матери, пытаясь обезопасить ее жизнь. Ты пока совсем не знаешь его, но он сам никогда не лишал меня своего общества и своего тепла, хотя много раз после наших объятий ему требовался врач. Он пытался возместить мне любовь двух родителей и ни разу не предал моего доверия или уважения. Ты знаешь, как только я пришел в себя, Дар рассказал все, что произошло после того, как меня ранили. Моя команда была потрясена тем, что ты решила умереть вместе со мной, своим лином. Но больше всего их убила мысль, что можно полюбить белого. Я все никак не мог поверить, что ты меня хочешь или любишь, что кто-то добровольно захочет разделить свою сущность со мной. Что кто-то не сможет жить, если меня не будет рядом. Я все время боялся поверить, что ты моя. Что ты не отвернешься от меня, как только лучше узнаешь или как следует разглядишь. Я боялся лишний раз дотронутся до тебя, ведь до тебя меня все боялись и презирали, а близость со мной у женщин вызывала ужас. А ты все время касалась меня, искала у меня защиты от других. Я причинил тебе боль в первый же раз нашей близости, но ты и это простила да еще пыталась успокоить меня. Видит Аттойя, я тогда так испугался, что думал, умру на месте. Я люблю тебя, Ева. Я так сильно люблю тебя.
Я лежала и плакала от счастья, а Рантаир медленно губами ловил каждую слезинку, которая скатывалась по щекам.
Через неделю после этого падения, перед отбытием на Рокшан, мы присутствовали на торжественном вечере, устроенном в нашу честь главой рокшанской колонии Крап-чага. Я ненадолго оставила Рантаира сидеть за столиком одного, а сама отправилась припудрить носик в сопровождении толпы охранников, а когда вернулась, увидела, что с нами за столом сидят еще две белоснежные головы. И хотя эти головы и не имели настолько ослепительную белизну, как волосы Рантаира, но все равно было понятно, что передо мной сидят такие же мутировавшие рокшанцы. Я с интересом села рядом с Рантаиром и, взяв его руку, начала поглаживать кожу на его руке. Я чувствовала, насколько он напряжен рядом с этими двумя мужчинами. Он повернулся ко мне и сказал, сухо выплевывая слова:
— Эльтарина Ева кован Разу, позволь представить тебе главу третьего по старшинству крови рода — эльтара Йанура доран Вайсир и сына его брата эльтара Харнура доран Вайсира.
Я смотрела на них с сочувствием и любопытством. Йанур, судя по всему, уже довольно зрелый, наверное, где-то под соточку, был удивительно коренаст, в отличие от других гибких и стройных рокшанцев. Лицо его поражало ощущением силы, власти, бескомпромиссности. Уже знакомые мне вишневые глаза, по которым невозможно прочитать, о чем думает собеседник, и тонкие губы, сжатые в жесткую линию. Он был больше похож на землянина, чем другие виденные мной рокшанцы. И его племянник полностью походил на своего дядю. Я бы даже сказала, что это его сын, если бы не понимала полную невозможность этого. И он был еще совсем мальчик, наверное, только вошедший в половую зрелость. Он сидел и настолько пристально на меня смотрел, что мне было бы не по себе, если бы я не понимала причину столь пристального внимания. Он был чудовищно голоден. Я приветливо кивнула им и, улыбаясь, протянула ладонь, накрыла его дрожащие руки своей. Он дернулся, как от удара, но руки не отнял. Зато Рантаир напрягся и уже начал вставать, пытаясь разорвать этот контакт, но я прошептала глядя ему в глаза: