Крапленая
Шрифт:
Позже, уже после семи, это сделали для нее Брамс и Вивальди, Вагнер и Шнитке. Разнеженно размазавшись по мягкому бархатному креслу, околдованная магией «Желтого звука», Катя пришла наконец к прозренческому заключению, что все в этой жизни суета сует и томление духа. Домой она возвращалась просветленная и успокоенная. Грозовые тучи рассеялись, и теперь ее внутренний сумрачный мир освещала таинственным светом ущербная Луна.
ГЛАВА СОРОК ЧЕТВЕРТАЯ
Андрэ, как и обещал, позвонил в полдень следующего дня. И хоть его вайс-президента уже не было с ним рядом, голос его звучал на тех же нотах:
– Добрый день, мадемуазель Кэтрин. Могли бы мы встретиться для дальней-ших деловых переговоров?
И снова Катя понимала, что ей следует послать его ко всем чертям вместе с его «деловыми переговорами», в которых она меньше всего нуждалась, но ей необходимо было узнать, что означает весь этот спектакль и почему он ведет себя с ней подобным образом. Она привыкла быть всегда и во всем хозяйкой положения, действовать по собственному, а не кем-то написанному сценарию. И она намерена была ему это доказать.
– Где состоится наша деловая встреча, мсье Андрэ?
– Если не возражаете, в «Савое».
– Я подъеду через полтора часа.
– Мне встретить вас в нижнем холле или сразу заказать пропуск?
– Не стоит себя утруждать. Я не заблужусь.
С опозданием в полчаса она постучалась в его номер. Он вежливо улыбнулся ей, открывая дверь. Катя бросила быстрый, цепкий взгляд по сторонам. Его номер состоял из одной небольшой комнаты. Два кресла с журнальным столиком, куций письменный стол со своим стулом и узкая холостяцкая кровать времен советского убожества.
«Нет, на такой кровати невозможно ни спать вдвоем, ни заниматься любовью. Значит, они жили в отдельных номерах!»
– Присаживайтесь, мадемуазель, - Андрэ пододвинул ей кресло. – Желаете что-нибудь выпить?
Она мысленно увидела другой номер – в самой дорогой гостинице Москвы. Как и тогда в комнате Он и Она. Только сейчас она не хозяйка, а гость. И снова тревога повисла в воздухе, правда совсем иного свойства. Ей вспомнился шикарный ужин, заказанный Ломовым-Зайцевым, так и оставшийся не тронутым. «Глупо было его не съесть. А с чего это я вдруг про ужин?»
– Андрэ! Я кажется хочу есть.
– Она смущенно улыбнулась.
– Я тоже. Что будем делать? Может сбегаем в Макдональдс?
Это было уже слишком. Он откровенно и бессовестно издевался над ней. Катя медленно поднялась, пристально посмотрела ему в глаза долгим, осуждающим взглядом и направилась к двери:
– Пожалуй я пойду. С меня хватит. – Она ощутила вдруг странное жжение в глазах и не поняла, что с ней происходит. Лишь когда комната начала расплываться и дрожать, Катя в панике осознала: Да ведь это же слезы!
Он ни в коем случае не должен заметить их! Иначе она умрет от стыда и позора. Она покинет его гордой и сильной.
Поспешно отвернувшись, Катя распахнула дверь. И чуть не налетела на тележку.
Официант, не успевший постучаться, так и застыл с протянутым вперед кулаком. Она попятилась, освобождая ему дорогу.
– Ваш ужин, сударь, - сказал он, заглядывая в номер.
– Да-да, мы ждем его и очень проголодались, - отозвался Андрэ.
– Прошу вас... Вот видишь, - обратился он ко все еще стоявшей в дверях Кате, - «Макдональдс» сам нашел нас. Так что ходить никуда не надо. – Он расплатился с официантом и отпустил его. – Ну же! Не будем студить добро. И закрой, пожалуйста, дверь, а то дует.
Андрэ комично повязался салфеткой, как детским «слюнявчиком», и первый пристроился к низкому журнальному столику. Прикрыв дверь, Катя потопталась на месте и, так и не дождавшись повторного приглашения, заняла место напротив него. По очереди открывая блестевшие никелью сферические крышки, Андрэ сосредото-ченно изучал содержимое разложенных официантом блюд. Она, прищурясь, наблюдала за ним и, не удержавшись, прыснула со смеху.
– В чем дело? – с невино-удивленным видом спросил он, отрываясь от своего занятия.
Углы большой серой салфетки торчали из-за его длинной шеи как ослиные уши.
– Ты похож... Ты похож... Знаешь, на кого ты похож? – Приступ смеха, который она никак не могла остановить, перешел почти в истерику.
– Знаю, - сказал он мягко, развязывая салфетку и кладя ее себе на колени. – Тебе кажется, что я похож на осла. Конечно, только ослы позволяют издеваться над собой.
– Так это оказывается над тобой издевались!?! – От возмущения приступ смеха мгновенно прошел.
– Просто ты не учла, что у ослов, впридачу к их необычайной выносливости, упрямый нрав и большие, сильные зубы. – Резко и неожиданно повернув голову, он в упор посмотрел на нее недобро округлившимися глазами: - Никогда... слышишь, никогда больше не делай из меня осла. Договорились?
– Нет. Не договорились, - заупрямилась Катя, ответно сверля его взглядом. Ее зрачки расширились, а радужка потемнела, отчего глаза казались устрашающе черными.
– Я хочу знать, что все это значит. Ты приезжаешь ко мне с любовницей и...
– Сюзи моя сотрудница и очень хороший друг. У нее есть муж, которого она любит, и двое детей. Мы никогда не были с ней любовниками.
Катя смотрела на него с недоверием.
– Мне хотелось, чтобы ты наглядно представила себе, какие дни, и особенно ночи, мне довелось провести там, в Париже, когда ты здесь обкручивала своего бывшего босса, а мне даже не разрешала звонить. Вот я и попросил Сюзи немножко подыграть мне. Ну так как? Тебе понравилось быть в моей шкуре?
– Кажется, я сейчас убью тебя, - стискивая кулаки, прошептала Катя и, взвившись в воздух, как пружина, набросилась на Андрэ.
Стул под ним зашатался, потеряв устойчивость, отчего оба они с грохотом свалились на пол. Он едва увертывался от молотивших его кулаков, пока не изловчился поймать их.
– Связать тебя или сама успокоишься, фурия ты моя синеглазая? Между прочим, наш обед, наверное, уже совсем остыл.
– Видно мне противопоказано садиться за трапезу с мужчиной в гостиничном номере, - тяжело дыша, пробормотала Катя. – Это случается со мной уже вторично.