Крапленая
Шрифт:
– Вот мне для полноты жизни только этого и не хватало, чтоб в инвалидной тарантайке разъезжать.
– Так ведь коридоры тут длиннющие. Сама разве дойдешь?
– Кать! Я уже на второй день, считай, здорова была. Это я перед Валеркой придуривалась – на жалость брала.
– Ладно, кончай хорохориться. Ранение есть ранение. Давай сюда сумку. Пошли... – Она попыталась подхватить сумку и от неожиданности просела под ней. – Подруга, ты чего, камнями ее набила или свистнула из больницы медицинское оборудование?
– Ничего я не свистнула, - обидилась Света. – Это ты столько всего натаскала, пока я здесь валялась. Не выкидывать же добро.
– Открывай! – потребовала Катя. И, видя, что у Рыжей не идет рука, сама раскрыла молнию и начала вытаскивать на стол пакеты с фруктами, пачки печенья, коробки конфет.
С обреченной безнадежностью в круглых, как у куклы, глазах Рыжая следила за ее движениями.
– Неужели мы все это оставим здесь? – ужасалась она.
– Жадина. Пусть сестры, что ухаживали за тобой, порадуются. Или ты хочешь, чтобы я тащила эту тяжесть через всю больницу?
– Слушай, а знаешь, я согласна! – нашлась Рыжая. – Пусть меня везут на коляске. А сумку я на колени положу, и тебе не придется ее тащить.
Не слушая ее, Катя подхватила заметно полегчавшую сумку:
– Вставай. Обопрись на меня. Пошли.
Света хоть и храбрилась, а по коридорам шла довольно неуверенно. Попадав-шиеся им навстречу сестры и больные с искренней сердечностью прощались с ней, желая здоровья и всего, что есть хорошего в жизни.
– Если бы они знали, кто я, так бы со мной не разговаривали, - невесело усмехнулась Света.
– А кто ты? – прищурясь спросила Катя.
Рыжая бросила на нее обиженно-осуждающий взгляд.
– В отличие от той, кем я была, ты очень симпатичное и милое существо. И душа у тебя симпатичная, – начала Катя, неторопливо идя рядом по бесконечным больничным коридорам. – Уродливая у тебя только судьба. Но ведь менять судьбу куда проще, чем внешность. И знаешь, что здесь главное? Вовсе не то, что думают или могут подумать о тебе другие, а то, что ты думаешь о себе сама. Да, да. Что ты о себе думаешь, то ты и есть. Уж поверь моему опыту. Я всю жизнь о себе думала очень плохо. И обо всех, кто меня окружал, тоже. А потому жила и действовала соответственно своим представлениям. Ты скажешь, иначе и не могло быть, ведь я была такая страшная.
– Я вовсе не собиралась этого говорить! – запротестовала Света. – Ты настоящий друг. Ты добрая, отзывчивая, заботливая. Ты...
– Не перебивай меня, ладно. Мне очень важно сейчас выговориться до конца. Я может и не тебе все это говорю, а самой себе. Я вытерпела все неимоверные издевательства над своим телом там, в клинике. Я торчала четыре месяца в четырех стенах, теша себя надеждой, что стоит мне выйти в Большой мир, и все разом изменится. Мужики начнут ходить за мной табунами, а женщины завистливо оборачиваться, шепчясь между собой: Смотрите, какая красавица! Но ничего этого не произошло. На свете, оказывается, и без меня хватало смазливых бабенок. И никого этим не удивишь.Я просто стала одной из них. Но мне помогло это избавиться от моих комплексов. Я начала меняться изнутри, работать над собой, над своим имиджем. Я научилась одеваться, как очень красивая женщина, Вести себя, как очень красивая женщина. Ощущать себя красивой женщиной. И это сработало! Отношение окружающих ко мне начало меняться. У них появился ко мне интерес. И, знаешь, произошла удивительная вещь: у меня появилось желание начать думать о себе хорошо. Мне больше не хочется быть злой, вредной и мстительной. Вот такие, подруга, пироги.
Ни той, ни другой добавить к сказанному было нечего. И обе надолго умолкли, погрузившись в свои мысли. Доставив Рыжую домой, Катя бросила в передней ее сумку, безапелляционно скомандовав:
– Давай, раздевайся и ныряй в постель. Сегодня я за тобой ухаживаю. Ты еще пока на больничном режиме.
– Ничего подобного! – заортачилась та. – У меня уже все прошло. Пуля же была в плече, а не в животе. Поберегу левую руку, только и всего. Жаль, что ты все оставила в больнице. Мы бы с тобой устроили пир в честь моего возвращения. – Света сокрушенно вздохнула.
– Перебьешься. Будешь так увлекаться сладостями, разжиреешь, и твой студент разлюбит тебя.
– Не разлюбит. Теперь уже не разлюбит.
– Сразу просияв, Света блаженно улыбнулась. – Знаешь, что он сказал мне в тот день, когда ты привезла его в боль-ницу? Что никому меня не отдаст и что теперь мы будем всегда вместе.
– Да, кстати! Чуть не забыла. Это тебе. – Катя небрежно бросила на стол тугой сверток, завернутый в газету.
– Что это? – Глаза Светы приклеились к свертку.
– Деньги. Здесь 20 000 долларов.
– Сколько!?! – осипшим от волнения голосом переспросила Света.
– Двадцать тысяч.
– Ты чего, спятила?.. За что?
– Ты оказала мне услугу. Ты рисковала ради меня своей жизнью. Все по справедливости. Бери, не стесняйся. Это твоё.
Рыжая то бледнела, то краснела, силясь осмыслить происходящее, предста-вить себя обладательницей такой невероятной суммы, какую она и в руках-то никогда не держала.
– Но если ты начнешь тратить их только на конфеты, отберу обратно, - строго предостерегла Катя. И многозначительно добавила: - Можешь считать это моим свадебным подарком.
Раздался звонок в дверь.
– Кого черти несут? – насторожилась Рыжая. – Валерка до пяти на занятиях. Ты здесь. А больше некому.
– Пойду взгляну. – Катя скрылась в передней.
А через минуту в комнату вошел мужчина в форменной одежде с двумя объемистыми бумажными пакетами в руках.
– Давайте сразу на кухню, - командовала Катя. – Вон туда. Спасибо.
– Она сунула в руку рассыльному чаевые и заперла за ним входную дверь. – Ну вот теперь, подруга, по всем правилам отметим твое счастливое возвращение. Айда за стол!
Вернувшись домой, Катя долго сидела перед телефонным аппаратом прежде чем уговорила себя снова набрать парижский номер. Андрэ поднял трубку.
– Звоню узнать, bien-aime, где вы шляетесь по ночам.
– Ясное дело где, по барделям.
– Как, по всем сразу?
– Зачем же. Согласно составленному расписанию, в день по одному. А то как-то обидно сидеть в четырех стенах, зная, что тебя в это время дома нет.
– Хочешь чтобы я поверила, что ты делаешь это мне в отместку?
– Ну что ты. Просто я решил переквалифицироваться в журналисты, и беру у девочек интервью. А эти парижанки такие словоохотливые! Как заведутся...