Красавчик
Шрифт:
— А еще, когда он проигрывает игру, меня в знак сочувствия угощают в баре бесплатно, — добавляет Гленн, подмигивая.
Я так давно не был дома, что уже и забыл, каким Гленн может быть придурком.
Чесс делает глоток «Маргариты», прежде чем ответить.
— Значит, не так уж и часто тебе удается выпить в баре бесплатно.
Именно здесь, в залитом солнцем патио родителей, с терпким вкусом «Маргариты» на языке и хриплым голосом Чесс в ушах, мое сердце, мозг и тело приходят к одному простому соглашению: эта женщина — моя.
Папа
Едва мы оказываемся на её солнечной кухне, как она переходит к делу.
— Ну ладно, давай покончим с этим. — Она прислоняется к столешнице.
— О, так ты хочешь поговорить о том, как пригласила Бритт на праздники, не обсудив это со мной?
— Я не могу спросить, Финнеган, если ты не отвечаешь на звонки.
Бах.
Со вздохом я прислоняюсь к столешнице напротив.
— Я уже сказал, что сожалею. Мне не следовало тебя избегать. Но иногда ты приставучая как де... черт.
Мама фыркает и отворачивается, ставя посуду в раковину.
— Можешь сказать «дерьмо», Финн. Я уже взрослая.
— Матери не бывают взрослыми. Они наполовину целомудренные святые, а наполовину вечные ворчуньи.
— Ха.
Я утаскиваю манго из вазы с фруктами и отправляюсь на поиски ножа для овощей.
— Теперь я в порядке, ладно? Я счастлив. Так что, пожалуйста, оставь историю с Бритт. Пусть эта рана заживет.
— Считай, что я больше не вмешиваюсь, — клянется мама, поднимая руку. — Мудрая женщина умеет вовремя остановиться.
Я умалчиваю тот факт, что ей надо было остановиться еще несколько месяцев назад. Мудрые мужчины тоже знают, когда нужно отступить.
— Итак... — говорит мама голосом, в котором отчетливо слышится любопытство. — Чесс — милая.
На моих губах появляется улыбка.
— Милая, не то слово, которым бы я её описал.
— Да? А как бы ты её описал? Вот, возьми тарелку.
Идеальная. Трахабельная. Ошеломительная. Весёлая. Моя.
Моя.
Моя.
— Великолепная, — говорю я, кладя манго на тарелку. — Она великолепна.
Мама раздраженно вздыхает.
— Мужчины. Ни один из вас не умеет правильно выразить свои чувства.
Она заставляет меня благодарить за каждый восход солнца. Потому что я просыпаюсь, зная, что она есть в этом мире.
Отложив нож, поворачиваюсь к матери.
— Просто... будь с ней поласковее, ладно?
— Финнеган Дэр Мэннус, я никогда не бываю грубой со своими гостям, и тебе это прекрасно известно.
— Я не это имел в виду. У нее недавно были тяжелые времена. Чесс потеряла свой дом и рабочее место. Ее лучший друг сейчас по уши в новых отношениях. Да и родителей не видать на горизонте. — Я провожу рукой по лицу. — Чесс просто нужно немного заботы, хорошо. Для меня это важно.
Мама смотрит мне в глаза. Господи, она сейчас снова заплачет.
— Ох, Финн, ты
— Боже. На этом всё. Больше никаких разговоров по душам, по крайней мере, в течение следующих пяти лет.
— Просто помни, Финнеган, — говорит она, игнорируя мой протест. — Люби сердцем, а не головой. Когда постоянно анализируешь чувства, все превращается в дерьмо.
Я морщусь, надеясь, что Чесс ее не слышала. И все же борюсь с улыбкой.
— Спасибо, мам, и не произноси слово «дерьмо». Это оскорбляет мои тонкие чувства.
Прежде чем она успевает треснуть меня полотенцем, я хватаю тарелку с манго и иду искать папу. Мне крайне необходима доза тестостерона.
ЧЕСС
Я ожидала, что комната Финна будет хранилищем всех его старых вещей, но это не так. Здесь есть несколько со вкусом подобранных черно-белых фотографий, запечатлевших его на разных этапах спортивной карьеры. Включая невозможно милый снимок Финна в детской лиге, где его толком не разглядеть за огромным шлемом и щитками, болтающимися вокруг худых ножек.
Комната полностью оформлена в светло-голубых и кремово-белых тонах. Я знаю, океан совсем рядом, скрытый за массивными окнами, слегка приоткрытыми, чтобы впустить морской бриз. Но сейчас его не видно, снаружи полная темнота, учитывая, что мы засиделись, болтая у огня после того, как ужин закончился, и вскоре вся семья разбрелась по своим постелям.
Сидеть с ним наедине, свернувшись под одним одеялом перед потрескивающим камином, показалось мне не лучшей идеей, поэтому я объявила о своем намерении отправиться спать. К сожалению, Финн решил пойти со мной. Не могу винить его за это. Мы живем в одной комнате, и уже поздно.
В его спальне собственная небольшая ванная комната, где я сейчас нервно топчусь, натирая локти кокосовым маслом и чистя зубы во второй раз. Обнаруживаю Финна лежащим в постели, он читает что-то на своем айпаде. К счастью он одет, на нем футболка и что бы там ни было еще, скрытое одеялом. Кровать выглядит хрупкой под его большим телом и широкими плечами. Пространство, оставленное для меня — это крошечный кусочек постели, обещающий длительный и полный телесный контакт.
Ладно, блин.
Финн поднимает взгляд и изучает меня с бесстрастным выражением лица. Могу сказать точно, он пытается понять, как меня успокоить, и задается вопросом, собираюсь ли я удрать. Эта мысль успокаивает, и я прислоняюсь к дверному проему.
— Я ожидала, что у тебя в комнате будет плед и куча сияющих школьных трофеев, — говорю я.
— Плед? — Он фыркает. — Я ирландского происхождения. Мы называем их тартэн, и вы не найдете их на моих стенах.
— Это самый ужасный ирландский акцент на свете.
Финн ухмыляется, его глаза невероятно голубые на фоне простыней небесного цвета.
— Родители перестроили дом три года назад и переделали все комнаты. Теперь он в два раза больше. Мы с Гленном забрали все, что хотели, из наших комнат, а остальное сложили в гараж.