Красавица, чудовище и волшебник без лицензии
Шрифт:
— …Это бред воспаленного сознания! — шипел он на ухо Джунипер, пока принц пересчитывал бутылки с нектаром, которым было суждено стать наградой для сатира-лодочника. — Дрессированные улитки! Глазам своим не верю!..
— А кто недавно жаловался на то, что ему теперь не положена ездовая жаба? — прошипела в ответ Джуп, у которой была прекрасная память. — Чем жаба лучше улиток?
— Во-первых, жаба — это традиционное ездовое земноводное, известное со времен седой древности, — произнес мэтр Абревиль с надменностью, свойственной человеку, оскорбленному до глубины души. — Во-вторых, я сказал это в сердцах. Разумеется, в современном мире волшебники крайне редко позволяют себе ездить на жабах. Разве что в церемониальных целях,
— Вот уж никогда не думала, что мне будет куда проще принять всякие волшебные штуки, чем самим волшебникам! — промолвила Джуп, словно невзначай подавая мэтру его сумку, при виде которой тот просиял и вцепился в нее словно утопающий. — Для меня что улитки, что жабы — в диковинку, но мне подойдет и то, и другое, если оно помогает сбежать!..
Это замечание заставило мэтра Абревиля ненадолго задуматься и в конце концов он признал, что его предубеждение к улиткам происходит из-за чистой условности, неизвестно откуда взявшейся. К тому времени Его Цветочество с почтительной помощью Джуп облачился в нарядный бархатный плащ с широким капюшоном, а затем подозвал своих пленников-сообщников к одному из шкафов, который был полон роскошнейших маскарадных нарядов. Мэтру Абревилю, не прислушиваясь к его возражениям, принц пожаловал пеструю маску с птичьим клювом; перья на ней блестели точь-в-точь как у придворных сорок — атласной синевой и зеленью. Джуп выбрала для себя схожую маску из серебристо-белых перьев — подходящую к пышному костюму лебедя, хранившемуся тут же — но Ноа зловредно сказал, что она ничуть не идет к ее облику, и подал придворной даме полумаску, представляющую собой зеленую пучеглазую лягушку, кожа которой вместо бородавок была усеяна зелеными и золотыми бусинами разной величины. Сам он взял простую черную маску, прячущую его лицо почти полностью, и вновь Джунипер пришлось вспомнить: она до сих пор не знает, что именно хочет скрыть принц от чужих глаз.
Впрочем, надевать маски было рано — спуск по улиточьей лестнице оказался не таким уж простым делом, и смотреть приходилось в оба. Голова кружилась от высоты, раковины были гладкими и скользкими, и Джуп с трудом заставила себя сделать первый шаг. Она шла сразу за принцем, который, напротив, ничуть не боялся и шагал быстро и легко, как будто не замечая туманную пустоту рядом с собой. Фонарь в его руке раскачивался и плясал, и если бы кто-то из челяди в этот поздний час вышел на берег, то наверняка удивился этой смелой искорке, быстро движущейся наискосок вниз. А вот Джуп и Мимму передвигались неловко и медленно, прижимаясь спиной к стене, и их фонари-искорки едва-едва ползли.
— Быстрее, быстрее! — недовольно звал их принц. — Дорога так широка, что вы точно не свалитесь. Какие же вы, люди, трусливые! Мы ни за что не успеем на праздник, если вы будете так медлить.
— Я предупреждал, что это плохая затея! — повторял Мимулус до тех пор, пока Джуп в сердцах не ответила, что ему, похоже, понравилось проводить свое время в обществе Сплетни и Небылицы.
Сама Джунипер понемногу осмелела и теперь больше волновалась о том, чтобы не навредить улиткам. Они и вправду приклеились к стене так прочно, что иногда казалось, будто под ногами огромные округлые камни. Иногда какая-то из улиток высовывала свои рожки откуда-то снизу и разглядывала беглецов, словно запоминая, кому улиточье сообщество обязано такой суетной ночью. Звезды над озером сияли все ярче, и вечный туман, скрывающий остров от глаз обитателей леса, уже не казался таким холодным и безжизненным — в нем появились сияющие перламутровые переливы и спиральные завихрения, складывающиеся в бесконечный живой узор.
Затем, обогнув ту часть усадьбы, что смотрела на озеро сквозь ветви старых елей, они очутились в глубокой тени, где только ночные птицы кричали в непроницаемой тьме. Джуп подумала, что не хотела бы жить в комнате, окна которой выходили в эту черноту — вряд ли даже в самый ясный погожий день сюда могли проникнуть лучи солнца. Стена, вдоль которой они шли, была сплошь покрыта влажным пышным мхом.
— Не вздумайте шуметь! — строго приказал принц Ноа, обернувшись. — Где-то здесь окна покоев госпожи Живокость — она без ума от этой сырости! И у нее прекрасный слух!..
Не успел он это сказать, как из темноты им навстречу вылетела стайка стремительных летучих мышей. Фонари ослепили их, и они заметались, ударяя крыльями по лицам ночных путешественников. Джуп едва удержалась, чтобы не закричать, и на всякий случай зажала рот Мимулусу, который от неожиданности запрыгал на месте и растревожил улиток — сразу несколько рогатых голов высунулось из-под его ног, глядя с выразительным осуждением.
— Не стоило нам его брать с собой! — в очередной раз заметил принц, и продолжил ловко спускаться, позвякивая бутылками с нектаром.
— В кои-то веки соглашусь с Его Цветочеством, — мрачно пробормотал мэтр Абревиль.
Глава 44. Ночные похождения принца Ноа и его свиты
Сатира-лодочника не пришлось долго искать: стоило только беглецам выйти к берегу, как они услышали тихий грустный звук свирели. «Это он! — уверенно сказал Ноа. — В прошлый раз я именно так на него и наткнулся!».
Фарр прятался от посторонних глаз в промоине, образовавшейся между исполинскими корнями елей. У самой воды он развел маленький костер, чуть дальше, под самыми корнями, обустроил себе уютное лежбище из тростника и мха. Среди сатиров он выделялся склонностью к одиночеству и черной меланхолии — и потому держался отдельно от прочих лодочников. Сидя на перевернутой лодке и кутаясь в старый плед, он наигрывал тоскливую мелодию, глядя куда-то вдаль, в туман, клубящийся над озером. Ночных гостей он не ждал, оттого не заметил, как принц и его спутники подобрались поближе. Но и испуга при их виде не выказал — только мученически вздохнул, откладывая свирель.
Доброй ночи, Ваше Ирисовое Высочество, — сказал он безрадостно после того, как привстал и поклонился, шаркнув копытом по песку. — Неужто вы снова оказали мне честь…
— Именно так, — согласился принц. — И я желаю, чтобы ты немедленно доставил меня…
Сатир не дал ему договорить, угрюмо и коротко ответив:
— Господин Заразиха не велел.
— Кто твой повелитель — я или Заразиха?! — вспылил принц, немедленно позабыв, как они с Джуп уговорились действовать.
— Повелитель — вы, — все с той же мрачной угрюмостью промолвил сатир, глядя в туман. — А накажет меня господин Заразиха. И никто за меня не вступится, ведь я всего лишь бедный подневольный лодочник, попавший на службу в Ирисову Горечь за долги…
— Я тоже могу отдать приказ и тебя накажут!
— Накажет все тот же господин Заразиха, — философски заметил Фарр. — Вот только плыть мне никуда не придется, и я перед тем хотя бы высплюсь в своей норе. Уж простите, Ваше Цветочество, но всем лодочникам поместья настрого запрещено помогать вам. Вряд ли вы найдете здесь хотя бы одного сатира, который будет настолько глуп, что решится перевезти вас через озеро.
Его унылый тон рассердил принца не хуже, чем иная дерзость. Но не успел он гневно отчитать непокорного лодочника, как Джуп тихонько шепнула:
— Ваше Цветочество, не горячитесь!.. Я же говорила вам, что он не подчинится приказу. Не забывайте, что и вы сейчас тайно сбежали через окно, а не открыто вышли через дверь!..
Замечание Джуп было верным — принц не мог этого отрицать, хотя и соглашаться ему не хотелось. Упрашивать собственного слугу было делом унизительным, а уж пытаться его подкупить… Нельзя сказать, что Ноа не умел льстить или хитрить, но до сих пор он полагал, что подобных усилий стоит только общение с равными, да еще с Заразихой.