Краш-тест

Рябинина Татьяна

– Оль, ну не факт, что мы будем вместе жить. Вот прямо так сразу.

– Нин, я недавно как раз видела результаты социологического исследования. Люди, которые больше двух лет прожили в таких вот неофициальных браках, в следующих отношениях в кино за ручку уже редко ходят. Идут по накатанному. И не факт, что опять дойдут до загса.

– Спасибо, ты меня обрадовала.

Разговаривая с ней, я нетерпеливо косилась на телефон: Максим уже должен был доехать. Вместо звонка пришло сообщение: «Все в порядке, дома. Целую». Вообще-то я никогда не любила трепаться по телефону, но стало немного

обидно.

Все нормально. Там наверняка сейчас не самый простой разговор.

Когда мы ехали на вокзал, Максим честно признался, что говорить обо мне пока не собирается.

«Нин, у меня родители, знаешь, олдскульные. Не скажу, что Зоя им очень нравилась, но если уж я собрался жениться…»

«Значит, по их мнению, если понял, что ошибся, лучше развестись потом? Или все-таки мучиться пожизненно?» - удивилась я.

«Они со скрипом, но поймут, если я скажу, что это была ошибка. Но не другую женщину в качестве причины. И отношение к тебе будет соответствующее. А я этого не хочу».

И мне пришлось согласиться, что он прав. Хотя это было и не слишком приятно.

Ночи оказались... непростыми. Если раньше я не могла уснуть в основном от мыслей, то теперь еще и от очень нескромных желаний. Одно дело представлять нечто в теории и совсем другое – вспоминать то, что уже случилось в реальности.

Было ли что-то похожее с Германом? Например, когда мы ссорились, а потом я уже начинала по нему скучать? Может, и было, но все же на первый план выходило другое: а вдруг на этот раз мы расстались окончательно? Вдруг больше ничего уже не будет? Но чтобы я вот так сходила с ума, когда между нами все было хорошо и он куда-то уезжал? Нет, даже в самом начале.

Капитан Очевидность, сукин сын, в очередной раз открыл Америку через форточку: при прочих равных значение имеет исключительно то, что ты к мужчине испытываешь, а вовсе не как или сколько. В лучшие времена у нас с Германом в постели все было отлично. Но сейчас мне казалось, что такого великолепного, фантастического, феерического и еще черт знает какого обалденного секса, как с Максимом, у меня не было никогда в жизни.

На следующий день позвонил Герман. Я сбросила один звонок, второй и подумала, не поставить ли фильтр на его номер, но тут пришло сообщение: «Когда ты будешь дома? Надо поговорить».

«Нет, - ответила я. – Вещи привезу тебе после пятого сама. Я не в городе».

Максим оказался прав, и это очень сильно испортило мне настроение. Оставалось только надеяться, что Герман поверит этому самому «я не в городе».

Но, как выяснилось, не поверил. И ближе к вечеру позвонил в домофон. Я смотрела на экранчик и думала, что умение поставить точку вовремя – великий талант, ни мне, ни ему, к сожалению, не данный. Закончить отношения так и в тот момент, чтобы потом в памяти осталось лишь хорошее, - этому не научишься. Он или есть, талант этот, или его нет.

Герман ждал долго, потом снова звонил по телефону, но я не ответила. А потом позвонила Максиму.

– Я все-таки надеялся, что без этого обойдется, - вздохнул он. – Посиди пока дома, ладно?

– Мне в магазин надо, - возразила я. – Думаешь, он будет под дверью торчать круглосуточно?

– А если вдруг?

– Ладно, лучше скажи, как у тебя там? – я попыталась перевести разговор на другую тему, но Максим явно был не расположен ее обсуждать.

– Приеду – расскажу, - ответил он и быстро попрощался.

Я подумала, что, наверно, мои телефонные собеседники тоже бывают обескуражены, когда я вот так быстро сворачиваюсь. И думают, что я просто не хочу с ними разговаривать. Или что я обычная хамка. Узнавать свои черты в другом человеке, оказывается, далеко не всегда приятно.

В магазин на следующий день я все-таки пошла, потому что холодильник был пуст – того, что мы с Максимом купили на Новый год, надолго не хватило. Сначала высунулась из двери, посмотрела на подоконник сверху, потом свесилась через перила, глядя вниз. На улицу выходить не стала. Прошла черным ходом в первый двор, а оттуда проходными и всякими потайными перелазами на Чайковского. Уж эти-то партизанские тропы я знала, как свои пять пальцев.

От досады хотелось плакать. Прятаться вот так от человека, с которым прожила столько лет, от которого хотела родить детей… И не от разговора прятаться, а потому, что разговор этот мог закончиться чем угодно. Ведь если бы Герман хотел просто забрать свои вещи, мог бы попросить хотя бы того же Пашку Антонова. Но нет, он ведь так и сказал: «надо поговорить».

Впрочем, и Максима отпускать к нему я не хотела. Вот только как? Это же все равно что бодаться с паровозом.

– Нин, может, ты не будешь меня встречать? – спросил Максим, позвонив уже пятого утром, из поезда. – Доеду на метро. Или на такси.

– Еще чего?! – возмутилась я. – Мне хочется тебя встретить.

С утра я не знала, к чему себя пристроить, и в конце концов села за работу: отправила все заявки по квотам, хотя можно было подождать до девятого. Сделала уборку, полчаса выбирала самое сногсшибательное белье, потом поставила в духовку мясо по-гречески, которое, как мне казалось, невозможно испортить. И снова выходила из квартиры, как шпион с проваленной явки. До чего же это было противно!

И вот теперь бродила по залу ожидания Ладожского вокзала, умирая от нетерпения.

Максим вышел из вагона, увидел меня, поставил сумку и какую-то перевязанную коробку, и я повисла у него на шее.

– Как губа? – спросил он, улыбаясь.

– Вроде, ничего, - я поцеловала его. – Это тест. Я соскучилась.

– Я тоже.

Мы загораживали проход, поэтому пришлось с сожалением отпустить друг друга. По пути длинными переходами к стоянке я спросила:

– Как все прошло? Не всыпали тебе ремня?

Максим помрачнел.

– Как говорится, что-то пошло не так. Я позвонил тридцать первого днем, перед тем как тебя набрал. Поздравил. А ближе к вечеру им позвонила Зоечка. И тоже поздравила. Известием, какая я мразотная тварь. Бросил ее перед самой свадьбой и свалил к другой бабе. Уж не знаю, что она там конкретно наговорила, мне не цитировали. Но первого вечером, только от Питера отъехал, позвонил отец. Ничего, мол, не хочешь сказать? Хочу, говорю, но когда приеду. Ну он мне и дал дрозда. По телефону. А потом еще и очно, два дня подряд. Странно только, что больше суток ждали. Видимо, надеялись, что сам позвоню.