Красивые умирают молодыми
Шрифт:
– Я позабочусь о вас. Не бойся. Ничего не бойся. Отец не допустит! У нас тихая деревня. Никто больше не пострадает.
– Но Вольфганг! Он не виноват. Мы просто собирали травы. Он же лесник!
– Дьявол вселился в него. Вы с дочерью тоже могли пострадать. Но теперь его сожгли. Вы вне опасности.
Успокаивая, он укрыл ее одеялом, погладил по голове. Взглянув в окно, увидел, как кто-то отпрянул от окна. Конрад заметил убегающего мужчину. Это был Фриц.
Гретхен уснула. Конрад сидел у ее изголовья, охраняя сон. Наступил вечер. В сумерках
Ночь повисла над деревней.
Фриц подкрался, обошел розовый куст, заглянул в окно.
За столом сидела Гретхен. Перед ней стояли несколько коробочек, большая чашка, стеклянная баночка с жидкостью. Синяя коробочка была открыта. Фриц вспомнил, что именно с ней приходила Гретхен лечить его, когда он заболел, ловя рыбу весной. Гретхен несколько дней ходила к нему и мазала мазью грудь и спину, пока кашель не прошел и он выздоровел. Он расспрашивал Гретхен, как она делает такие мази, от которых болезнь проходит? Гретхен говорила, что это травы лечебные.
– А откуда ты знаешь, какие именно травы лечат?
– не прекращал расспросы Фриц.
– Меня мать научила, – отвечала Гретхен.
– А ее кто научил?
– Ее научила ее бабушка.
– А ты не перепутаешь? – беспокоился Фриц.
– Будь спокоен, не перепутаю, – успокаивала Гретхен.
Гретхен взяла чашку, налила в нее жидкость из стеклянной баночки, осторожно достала из синей коробочки немного мази и положила в чашку. Потом так же осторожно достала немного мази из другой коробочки, потом из третьей и четвертой. Долила жидкости из стеклянной баночки в чашку, стала медленно размешивать.
Гретхен посмотрела в угол комнаты, где на кровати лежала дочь. Взяла со стола коробочку ярко-красного цвета и подошла к кровати. Фриц видел, как она открыла коробочку, окунула в нее палец и медленными кругами размазала мазь на висках дочери. Девочка вскрикнула и проснулась. Гретхен помогла ей подняться, подвела к столу. На ней было длинная белая рубашка.
В тусклом свете свечи Фриц увидел, как Гретхен смазала левый глаз дочери мазью из синей коробочки. Девочка заплакала. Гретхен гладила ее по волосам и что-то говорила. Что именно, Фриц не слышал. Он видел, что Гретхен и сама плачет, быстрыми движениями смазывая волосы дочери. Смазав волосы дочери мазью, Гретхен связала их высоко на голове. Девочка плакала. Мать что-то говорила.
Фриц неосторожно переступил с ноги на ногу. Он устал стоять в неудобной позе у низкого окна. На шум Гретхен повернулась к окну, но Фриц успел отойти от окна. Гретхен не заметила его.
Она вглядывалась в темноту за окном, потом взяла стеклянную баночку, зачерпнула железной ложечкой мазь и, взяв в ладони руки дочери, стала смазывать пальцы девочки. Девочка закричала и отдернула руку.
– Тише, тише, милая! Надо, чтобы пальчики твои стали кривыми. Один глазик ослепнет, другим будешь видеть. Не плачь, милая, не плачь доченька. Открой ротик, – велела она дочери, достала порошок из черного сундучка и растерла его на деснах девочки. – Надо, чтобы зубки твои белые стали черными и гнилыми.
Девочка заплакала:
– Не хочу, чтобы зубки стали черными. Они у меня белые и красивые. Не хочу, чтобы глаз ослеп. Не хочу! Не хочу! – рыдала девочка. – Где мой папа? Он меня любит, а ты – нет! Папочка, мне так больно! Помоги мне! Мама меня больше не любит!
Гретхен обняла дочь и зарыдала.
– Нет у тебя больше отца. Нет у тебя больше отца, – повторяла она.
– А где он? Где мой отец?
– Его сожгли на костре, – рыдала Гретхен, обнимая дочь.
– Сожгли на костре? Как фрау Марту?
– Да, как фрау Марту, и тебя сожгут, если ты будешь красивой. Надо, чтобы пальчики стали кривыми, волосы выпали, лицо покрылось гнойниками, – шептала Гретхен.
– Почему, мамочка, почему? – рыдала девочка.
– Нельзя быть красивой. Дьявол полюбит тебя и заберет твою душу, и тебя сожгут на костре.
– Сожгут на костре?
– Да, как фрау Марту и твоего отца.
Девочка окаменела.
– Я боюсь – прошептала она. – Я не хочу гореть на костре. Я не хочу быть красивой! Я вырву свои волосы, – с этими словами она схватила в кулак волосы и стала тянуть их изо всех сил. Клок волос остался в руке.
– Не надо, милая моя, – остановила ее мать, – я смазала их такой мазью, что они сами к утру выпадут, и я вымою тебе голову. А сейчас пошли, поспим, милая.
Они уснули, крепко обнявшись. Над деревней вставало солнце.
Фриц не спал всю ночь. Он пытался понять увиденное. «Что делала Гретхен? Может, ее дочь заболела, и она ее лечила, как и меня? А если нет? Если она хочет причинить зло дочери? Ведь Вольфганг оказался слугой дьявола. Может, Вольфганг хотел и душу безвинного ребенка передать дьяволу, а жена ему помогала? Что же делать? Как спасти душу ребенка и самой Гретхен?»
Он не знал как, но был уверен, что их души надо спасать. Тела их принадлежат дьяволу, но души можно спасти. Надо сообщить бургомистру, наконец, решил он. Пусть передаст Гретхен с дочерью инквизиции.
Фриц пришел к бургомистру домой. Он рассказал ему всё, что видел.
– Надо спасать их души! Ведь Вольфганг оказался слугой дьявола! Не зря же его сожгли! – заключил он свой рассказ.
В это время в комнату вошел сын бургомистра. Увидев Фрица, Конрад встревожено взглянул на отца:
– Что случилось?
– Фриц думает, раз Вольфганг был слугой дьявола, то его жена – ведьма, и надо передать ее инквизиции.
– Нет! Нет! – вскричал Конрад. – Гретхен не может быть ведьмой.
– Пусть это установит инквизиция, – не соглашался Фриц. – Пусть ее бросят в реку, и если она выживет, то ее оправдают, а если она признается, то ее надо сжечь, а дочку спасти от дьявола. Ведь Вольфганга сожгли.
– Может, ее дочь заболела, и Гретхен просто лечила ее, – уговаривал Конрад. – Разве ты забыл как она и тебя вылечила?