Красивый. Богатый. Женатый
Шрифт:
Он снова сдержанный и холодный, но я все равно улавливаю напряжение в голосе. Дымов не понимает, никогда не поймет меня. То, что для него пустяк, для меня… И его любовь сразу пройдет, как только он сообразит, что я…
Мысли путаются, не могу в себя прийти, отчаянно тру лицо платком, оставляя на мягкой дорогой ткани грязные следы от туши.
— Ты самый лучший на свете. Я ошиблась, такого про тебя надумала… — Стараюсь говорить медленно, чтобы голос не сорвался. Он по-прежнему стоит у меня за спиной, и я рада, что не вижу сейчас его глаз.
— Это неважно.
—
— Я так не думаю, Петра.
Отвожу глаза, потому что храбрости уже не осталось. Мутным взглядом обвожу строгий, но роскошный кабинет, усилием воли заставляю себя отмечать каждую деталь. Словно запомнить хочу, чувствую, что нахожусь здесь в последний раз. Больше он меня к себе не позовет.
— Петра… — Терпеливый голос возвращает меня в реальность.
— Нет! — выдыхаю я и вижу, как он удивленно вскинул брови. — Ничего не получится.
— Что не получится? — спокойно переспрашивает, он явно не понимает.
— Отношений… у нас с тобой, — тихо шепчу, глядя в пол. — Не получится. Ты женат.
— Я тебе только что объяснил… — сам себя обрывает, а я, наконец, поднимаю на него взгляд. Он понял, но не верит. Губы, до этого плотно сжатые, вдруг складываются в ухмылку. Качает головой, словно удивляется какой-то своей мысли. — Ясно.
Это слово звучит как приговор мне. Внутри все обрывается. Не могу допустить, чтобы он решил, будто я одна из таких охотниц за штампом, которые осаждали его опекуна.
— Я не стремлюсь замуж вот прямо сейчас. Но я думаю об этом, это мое будущее, моя жизнь. Просто для меня… для меня ты все равно женат, понимаешь? У меня табу внутреннее — на любые отношения с чужими мужчинами. Я в восемнадцать лет влюбилась, Дим. В Золотова. У нас роман был с ним, он обманул… Я не знала, что он женат, это ужасно все, омерзительно просто… Ты не такой, как она… ты самый лучший, только несвободный. А я...
— Я понял. — Едва заметно кивает.
Он снова качает головой, отворачивается и подходит к окну. Тишина в кабинете угнетает, но я больше и слова не могу сказать. Да и что еще говорить? Надо уходить, он впредь никогда не захочет меня видеть. И все равно топчусь на месте, как какая-то истеричка, которая еще на что-то надеется. Но чудес не бывает. Не со мной и не с ним. Он никогда не разведется, это я окончательно осознала в этом кабинете. А у меня даже язык больше не поднимется спрашивать его о жене. И тем более просить ее оставить.
Сердце рвется на части, я и представить не могла, что будет так больно. Жизнь окончательно разбилась на «до» и «после». Зря я думала, что это произошло, когда Виола мне рассказала. Сейчас намного мучительнее.
— Подойди ко мне.
Даже не раздумывая, устремляюсь к нему и тут же оказываюсь в крепких объятиях. Зачем? Зачем он так делает?!
Горячие губы врываются в мой рот, так
— Не стоит плакать, Петра. Я все понял. Пусть все, что сегодня здесь произошло, здесь и останется.
Глава 44
Родные люди всегда чувствуют, когда тебе хреново. Даже если они от тебя за сотни, а иногда и тысячи километров. На этой неделе мама звонила два раза, папа — трижды. Лукаш впервые приехал ко мне в Q-Invest в обеденный перерыв и потащил на бизнес-ланч в недавно открывшуюся и очень модную пиццерию рядом с нашим офисом.
Швецова клянется и божится, что никому ничего не говорила.
— Это же предки, они всегда все чувствуют. — Пожимает плечами подруга. — Белобрысый лук так вообще…
Наташка снова шатенка, вчера сходила обратно покрасилась в свой природный цвет. А сейчас стоит у нашего шкафа и явно мучается с выбором: то ли практичные кюлоты с водолазкой и кроссовками, то ли изящное приталенное платье, под которое у подруги есть прекрасные босоножки на тонком каблучке. Вечная проблема любой нормальной женщины.
— Вообще-то, Наташ… — Тоже подхожу к шкафу, потому что и мне нужно собираться. — Когда я с Лехой рассталась, родители ни сном ни духом не знали.
— Тогда они разводились. Да и у тебя… по-другому все было. Не так, как сейчас. — И быстро меняет тему: — Все-таки туфли и платье. А ты что наденешь?
Голос у подруги бодрый и очень веселый, словно собирается на автограф-сессию с Кирой Найтли, а не на всего лишь открытие нового фитнес-центра недалеко от нашего дома.
А еще сегодня ровно пять дней, как Наташка не произносит фамилию Дымов. Я ей подыгрываю. Так старательно, что она уже не слишком часто бросает на меня внимательные взгляды, не звонит на работу как бы невзначай по три раза на дню. Но по-прежнему старается не оставлять меня одну, когда я не в офисе. Сегодня утром и вовсе предложила «проветриться». Вот и стою с улыбкой на лице и внимательно рассматриваю свои наряды на вешалках.
— Сарафан на бретельках и легкую кофту полупрозрачную, Петрик. На этих выходных провожаем летнее тепло. Со вторника уже похолодание и дожди. Сентябрь на дворе.
Наташка довольно щебечет, сыплет шутками про нашу соседку, которая полночи гоняла своего мужа по лестничной клетке… А я радостно хохочу над ее рассказом. Жизнь продолжается, так ведь? И меньше всего я хочу, чтобы Наташка, Лукаш и мама с папой знали, что у меня на душе. Но главное, чтобы не знал Дымов. Хотя вот тут я точно могу быть спокойна — я не виделась с ним с того самого дня, как закрыла за собой дверь его кабинета. Думала, не дойду до своего рабочего места, но дошла, даже ни разу не оступилась нигде, хотя в глазах еще долго стояли слезы. Пришлось даже что-то соврать Кораблеву и нашим девчонкам.