Красная Армия против войск СС
Шрифт:
Вдобавок ко всему нас еще могли подбить и собственные танки, рассредоточенные по широкому фронту внизу, вдоль противотанкового рва у железнодорожной насыпи. Они открыли огонь по наступавшим вражеским танкам. На окутанном дымом и пылью поле боя, глядя против солнца, наш танк невозможно было отличить от русских. Я постоянно передавал в эфир наш позывной: «Внимание всем! Это Куниберт! Мы посреди русских танков! Не стреляйте по нас!»
Ответа не было. Тем временем русские подожгли несколько машин, пройдя сквозь батальон Пайпера и наш артиллерийский дивизион. Но
Все поле представляло собой мешанину разбитых танков и машин. Вне всякого сомнения, отчасти мы обязаны нашим спасением именно этому обстоятельству — русские нас так и не заметили.
Вдруг впереди я увидел плотную массу русской пехоты и приказал механику-водителю: «Чуть-чуть доверни влево!»
Через несколько секунд он тоже их заметил. Стреляя из пулеметов, мы врезались в массу пехоты с тыла. Они даже не поняли, что их догоняет немецкий танк.
Наше спасение лежало в движении влево, в направлении дороги. Там мы должны были встретить свою пехоту и оторваться от русских танков.
Тем временем остальной экипаж — механик-водитель, радист и наводчик — собирал по всему танку бронебойные снаряды. Как только такой снаряд находился, мы тут же подбивали еще один из Т-34, нагнавших нас после того, как мы остановились. Невероятно, но по нас до сих пор не стреляли. Все специалисты уверены, что это произошло из-за отсутствия у русских отдельного командира танка — танками командовали наводчики, которые могли смотреть только в том направлении, куда было развернуто их орудие. Если бы не это, мы были бы обречены.
К нашему неудовольствию, русские тоже двинулись влево к дороге, чтобы там переправиться через противотанковый ров. Мы так и не поняли, почему русские направили свою атаку через район, перекрытый противотанковым рвом, о существовании которого им наверняка было известно. Из-за этого препятствия они должны были неминуемо потерять темп в наступлении, пройдя всего лишь какой-то километр. Поэтому русские повернули налево, чтобы выйти к дороге и переправиться через ров по мосту. Однако там разыгралась просто невероятная сцена.
У отремонтированного моста через противотанковый ров наступающего противника встретил огонь наших танков и противотанковых орудий. Мне удалось укрыть свой танк за
1 — Соколов подбитым Т-34. Оттуда мы вступили в бой с вражескими танками. Они двигались к мосту со всех направлений. Так нашему батальону и нам было даже легче выбирать цели.
Горящие Т-34 сталкивались друге другом. Повсюду были огонь и дым, удары снарядов и взрывы. Т-34 пылали, а раненые пытались отползти в сторону.
Вскоре весь склон был усеян горящими вражескими танками. Мы оставались
Мы израсходовали весь боекомплект бронебойных снарядов. Теперь у нас оставались только осколочно-фугасные снаряды, бесполезные против хорошо бронированных Т-34.
Теперь мы занялись уничтожением советской пехоты. Это было непросто, поскольку русская пехота добралась до наших позиций, и мы могли случайно попасть в одну из наших собственных самоходок или в бронетранспортер из батальона Пайпера.
Поначалу я не стрелял. Потом я услышал вскрик наводчика. Он простонал: «Мой глаз! Мой глаз!»
Шальной снаряд попал в башню точнехонько в небольшое отверстие для прицела наводчика. Снаряд не пробил броню, но все же вошел достаточно глубоко, чтобы со страшной силой вогнать прицел внутрь. Мой наводчик, смотревший в этот момент в прицел, получил тяжелое ранение в голову.
Наш танк больше не мог вести бой. Я решил выйти из боя и, переправившись по мосту через противотанковый ров, уйти в тыл. Там я мог попытаться собрать те танки роты, которым удалось вырваться из этого хаоса.
Мы двинулись в тыл. Я отвел танк за небольшое возвышение, где мы смогли вытащить наводчика и перевязать его раны.
В этот момент появился фельдфебель — техник моей ротЫ — с отремонтированным Т-4. Нашему экипажу нужно было лишь забраться в него и вернуться в бой с полным боекомплектом.
Экипажу этого танка (кроме наводчика, который был нам нужен) пришлось вылезти из машины и передать ее моему экипажу. Однако мне как командиру роты требовался опытный экипаж, учитывая, сколько дел приходится делать одновременно. Командир роты должен был поддерживать радиосвязь с батальоном, вести свою роту и управлять танком. Кроме того, нужно было указывать цели наводчику.
В новом танке мы двинулись по мосту. К этому времени натиск русского наступления ослаб. По всему полю были рассыпаны горящие Т-34. От одного из оперативных офицеров батальона, подошедшего к танку, я узнал, что командир батальона собирается нанести контрудар, чтобы отбить высоту.
Мы быстро двинулись вверх по склону, с которого совсем недавно съехали в окружении русских. Незадолго до полудня высота снова была в наших руках.
Потери моей роты оказались на удивление невысокими. Полностью были потеряны лишь те две машины, гибель которых я видел в самом начале боя. В двух остальных ротах полностью потерянных машин не было.
Артиллерийскому дивизиону и батальону Пайпера также удалось обойтись минимальными потерями.
Допросы пленных показали, что у противника была наготове третья волна танков, но она так и не была брошена в бой. В нашей полосе обороны было больше сотни подбитых русских танков (из них 14 уничтожил экипаж фон Риббентропа. — Б. С.).
Днем на поле боя прибыл командующий генерал Хауссер, чтобы лично убедиться в том, что доклады об этом ошеломляющем успехе верны. Позднее говорили, что он помечал подбитые танки мелом и собственноручно их пересчитывал.