«КРАСНАЯ КАПЕЛЛА». Советская разведка против абвера и гестапо
Шрифт:
— Мы пока не можем с точностью сказать, кто и как работал против нас, но одно несомненно: мы напали на след крупной агентурной сети русских. Имеет ли все это какое-то отношение к Берлину, ответить не могу, но, скорее всего, такая связь существует.
— Следует продолжать поиски, — заметил Шелленберг. — Конспираторы могут затаиться даже у нас под боком. Наблюдение за выявленными объектами обязательно выведет на новых людей. Уверен, нас еще ждут сюрпризы.
— Отдел дешифрования верховного командования вооруженных сил под руководством доктора Фаука давно работал над дешифрованием перехваченных радиограмм. К сожалению, система шифра у русских довольно сложная и одними математическими методами ее раскрыть трудно.
Следователи зондеркоманды от притворно вежливых бесед с заключенными скоро перешли к жестоким и беспощадным допросам, где просто избиение было не самым худшим видом истязания. Такое в состоянии выдержать лишь закаленные бойцы, а военные разведчики были обыкновенными людьми. Под пытками они заговорили. Хемниц сознался, что он старший лейтенант Красной Армии Михаил Макаров, радист и заместитель резидента Кента, имевшего паспорт на имя Винсента Сиерры. В конце 1944-го — начале 1941 года Кент получил из Центра комплект радиостанции, которую передал радисту и использовал для связи с Москвой. АО «Симекско» — это прикрытие резидентуры, и оно было создано Сиеррой. Бельгийские служащие компании не имели непосредственного отношения к делам разведки, но Макаров назвал и тех из них, которых знал. Макаров рассказал также о коде и ключе шифра, которым он пользовался во время отсутствия резидента.
Давид Ками, вначале настаивавший на том, что он французский гражданин Дэми, назвался Антоном Даниловым, лейтенантом Красной Армии. В 1941 году он был командирован в советское посольство в Виши (неоккупированная Франция) и находился там до начала войны Германии с Советским Союзом. После этого направлен в Брюссель и оказывал помощь Аламо в работе. Кого-либо за пределами радиоточки не знал.
Софи Познанская, не будучи кадровым сотрудником военной разведки, ничего не сообщила о своем воинском звании. Но была вынуждена признать, что ее псевдоним — Верлинден. Повышенный интерес к ней гестапо был вызван тем, что она была шифровальщицей и владела кодом — вожделенная цель любой спецслужбы. Поэтому в изобретении пыток для нее не стеснялись. Что она сказала гестаповцам, когда буквально обезумела от нечеловеческой боли, Софи не помнила. Придя в себя, покончила с собой.
Гестаповцы полагали, что захваченная ими Рита Арну, по ее словам, «хозяйка» виллы, могла также знать что-либо важное. С немецкой педантичностью ее допросили. Следователи не ошиблись на ее счет. Рита припомнила несколько адресов тех лиц, которые бывали на вилле. Вспомнила и названия книг, которые видела на столике Софи. Это была крупная удача! Книги использовались как ключи для кодирования радиограмм, и если их разыскать, то можно было почти наверняка раскрыть русский шифр.
Положение приобрело, по мнению Отто, критический характер, и он весной 1942 года дополнительно информировал Центр об опасных последствиях провала в Брюсселе. Ответ из Москвы был спокойным и рекомендовал резиденту передать остатки резидентуры в Бельгии капитану Ефремову, резиденту одной из нелегальных резидентур Разведупра в Брюсселе.
Закончив следствие по делу захваченных в Брюсселе разведчиков, зондеркоманда «Роте капелле» сделала вывод о том, что более сотни перехваченных радиограмм были зашифрованы на основе книги французского автора «Чудо профессора Вольмара», до двадцати — закодированы по книге Бальзака «Тридцатилетняя женщина» и несколько телеграмм были зашифрованы на основе пьесы А. Кукхофа «Тиль Уленшпигель». После подобной классификации отдел дешифрования ОКВ мог приступить к чтению накопленных радиограмм, которые по чистой случайности едва не сожгли: вышел годичный срок хранения документов. Но судьба
Предстояла рутинная работа: разбор записей нескольких сот телеграмм и их дешифрование. С прочтением каждой радиограммы в зондеркоманде «Роте капелле» росло убеждение, что добытые оперативным путем и методом дешифрования сведения по своему значению выходят за рамки Бельгии и раскрывают нелегальные организации как в Берлине, так и в ряде оккупированных стран. Летом 1942 года в дешифровальном отделе прочитали, наконец, телеграмму, предписывавшую Кенту посетить Германию и содержавшую берлинские адреса. Операция зондеркоманды «Роте капелле» вступила в новую фазу. Адмирал Канарис поспешил с докладом к Гиммлеру. В свою очередь, Мюллер предоставил возможность Шелленбергу лично доложить Гиммлеру о достигнутых результатах и дальнейших шагах по искоренению «красных заговорщиков и шпионов», внедрившихся в германские структуры и свивших сети за рубежами рейха. Гитлер по докладу Гиммлера распорядился провести ускоренное следствие и постоянно держать его в курсе дела.
МЕЖДУ ЖЕРНОВАМИ ГЕСТАПО
Энергичный и сообразительный Хорст Копкоф, начальник берлинского отделения зондеркоманды (подразделение IV-A2 гестапо) горел желанием разоблачить врагов рейха, отличиться перед руководством. По его прямому указанию бригады сыщиков начиная с июля 1942 года внимательно следили за каждым шагом Харро Шульце-Бойзена и Адама Кукхофа, круглосуточно прослушивались и записывались их телефонные разговоры. На следующий день, а иногда и раньше, Копкоф получал подробные отчеты.
Шульце-Бойзен и А. Кукхоф, соблюдая определенную осторожность в поведении, не были, однако, настолько подготовленными и опытными подпольщиками, чтобы выявить хвосты, а их условные переговоры по телефону легко разгадывались.
Практически ежедневно Копкоф докладывал о ходе разработки Паннцингеру. Последний, выслушав рапорт, требовал проверки вновь выявленных контактов, напоминал о необходимости скорейшего завершения раскрытия группы антифашистов и начала следствия, допросов.
— Я делаю все возможное, и мои люди не знают отдыха, оберштурмбанфюрер. Но нам пока не все ясно. Особенно трудно продвигается поиск источников информации в генштабе и министерстве иностранных дел. Мы установили круг лиц, который имел доступ к информации, использовавшейся для передач в радиограммах, но привязать ее к какому-либо конкретному лицу никак не удается.
— Вы не пробовали, Копкоф, идти от условных, кодовых псевдонимов источников информации? Может быть, они что-то подскажут?
— Этим занимаются дешифровальщики службы радиоразведки. Но насколько мне известно, они зашли в тупик. Например, кто такая Луиза или Вертер — догадаться невозможно. Вся эта переписка связана со Швейцарией.
— К нашим объектам наблюдения она не имеет отношения?
— Я в этом уверен.
— Что ж, в таком случае это забота бригаденфюрера Шелленберга. Идите, Копкоф, и постоянно держите меня в курсе дела. Это очень важная разработка, такой у нас еще не было.
Служба наблюдения перехватила в городе момент общения Харро с Куртом Шумахером и тут же установила его личность: это был резчик по дереву, имевший художественную мастерскую. В справке отмечалось, что Курт Шумахер выполнял заказы для виллы Германа Геринга и его труд понравился рейхсмаршалу, ранее творчество Шумахера было отмечено конкурсной премией прусской Академии искусств. Изготовленные им медальоны были подарены немецким Обществом ювелирного искусства Гитлеру и Муссолини.
Копкоф читал и недоумевал: как после этого изменять рейху? Он терпеть не мог всех этих художников, которых считал ущербными людьми и презирал. «Мы еще посмотрим на твои творения, если они того заслуживают. Но полагаю, что им не место на свалке». Копкоф распорядился установить наблюдение и за ателье Шумахера.