Красная лента
Шрифт:
— И ЦРУ послало убийц избавиться от них, — заметил Миллер.
— Чистильщики, механики, уборщики… У их профессии много названий.
— И сколько их?
Торн нахмурился.
— Понятия не имею. Но даже если бы и знал, я бы не ответил.
— И кто принимает решение о ликвидации?
— Без комментариев. Мы снова возвращаемся к стене. Стену должен кто-то охранять.
— К стене против кого? Против воображаемой коммунистической агрессии? Черт, ведь уже не пятидесятые годы!
— То, что сейчас не пятидесятые, не означает, что холодной войны нет.
— И вы верите в это? — спросил Миллер. — Вы действительно верите, что наводнение Америки сотнями тонн кокаина для оплаты незаконных войн оправдано?
— Да ладно вам, детектив. Не будьте так наивны! Эти люди, о которых вы говорите, эти черные, испанцы, кубинцы, мексиканцы… Если бы они не получили кокаин из Никарагуа, они бы добыли его из десятка других мест. Мы, можно сказать, сделали им одолжение, дали им первоклассный продукт. Эти люди — животные. Они будут делать то, что делают, независимо от того, что им говорят. Они принимают наркотики. Они всегда их принимали. Они будут и дальше их принимать. И ни вы, ни я, ни кто-либо еще не может ничего с этим поделать.
— Вы верите в это? Вы действительно считаете, что мир таков, что вы можете указывать, кому жить, а кому умереть?
— Вы говорите так, словно у меня комплекс Бога, — заметил Торн.
— Мне кажется, что так и есть.
— Бог — это миф. Люди рождаются, люди умирают. У них есть время, чтобы что-то сделать или не делать ничего. Мы занимаемся своим делом, потому что верим, что люди имеют право на свободу от фашизма и коммунизма. Сотрудники ЦРУ отдали организации свои сердца и души. Они обещали, что будут выполнять свою работу, будут защищать нацию. А потом они обнаружили нечто, что расстроило их, и им захотелось поделиться этим с остальным миром. Несколько десятков человек. Их было несколько десятков. Вы действительно считаете, что можно ставить под угрозу безопасность страны из-за того, что кучка людей потеряла самообладание?
— Вам следует записать свои слова на пленку и потом прослушать. Вы хоть представляете, каким безумием это выглядит со стороны?
Торн только махнул рукой и снова повернулся к стеклянной двери.
— Так мы закончили? — спросил он.
— Что вы собираетесь делать с Роби? — спросил Миллер.
— С Роби? Рано или поздно он объявится, и кто-нибудь его пришьет.
— Так просто, — сказал Миллер.
— А зачем усложнять? Существуют определенные интересы, которые следует охранять. Эти интересы чертовски важны для безопасности и процветания страны, они намного важнее жизни нескольких отступников.
Торн подошел к столу, поднял трубку телефона и набрал какой-то номер.
— Охрана. Детектив Миллер уже уходит.
Когда Торн положил трубку и посмотрел на Миллера, тот понял, что должно случиться. Он понял, что Торн был таким разговорчивым не потому, что Миллеру никто не
Мужчина, который привел его в кабинет Торна, забрал его пистолет. Он сейчас лежал в безопасном месте и дожидался его возвращения.
Но Миллер никогда не вернется.
— Возможно, Роби и помогал вам до сегодняшнего дня, — сказал Торн, — но он ошибся.
— Похоже, вы знаете о нем очень многое, — сказал Миллер, прикидывая расстояние между собой и дверью, между собой и стеклянной дверью. Он гадал, не заперта ли эта стеклянная дверь, насколько высока стена и что за ней. Может, там улица? Или еще одна часть комплекса на Джудишиари-сквер? И есть ли охрана с той стороны стены?
Кровь быстрее побежала по жилам. Миллер побледнел. Он чувствовал то же самое, когда Брендон Томас повернулся к нему, когда он понял, что тому все равно, что перед ним полицейский. Томас собирался убить его. Так же, как сейчас Торн. Но имя Торна никак не будет связано с этой историей. Он даст указание одному из своих людей, тот поговорит с кем-то еще, и этот кто-то увезет Миллера в тихое место и пристрелит. Или столкнет с крыши дома.
— Я знаю о Джоне Роби больше, чем он сам, — ответил Торн.
Он сделал шаг влево и повернулся спиной к стеклянным дверям, словно прочел мысли детектива и был готов помешать ему. Хотя Торн был ниже и легче Миллера, он смог бы задержать его до прихода охраны.
— Почему? — спросил Миллер.
Он хотел потянуть время и придумать хоть что-то. Телефон на столе… Графин, из которого Торн наливал арманьяк… В кабинете было много предметов, с помощью которых он мог атаковать судью. Но что потом? Он свалит его с ног и сбежит. Его увидят. Обвинят в нападении. За ним будут следить. У него не было оружия. Если Торн говорил правду относительно смерти Оливера, то Миллера уберут, несмотря на то что он детектив вашингтонской полиции.
— Почему? — словно эхо отозвался Торн. — Потому что я его тренировал, детектив Миллер. Я тренировал Роби, Шеридан, Карвало и десятки их коллег.
— И зовут вас вовсе не Уолтер Торн?
— Уолтер Торн, Фрэнк Риссик, Эдвард Перна, Лоуренс Мэттьюз… Я ношу все эти имена и ни одно из них. Я тот, кем должен быть, когда это требуется. То, что вы столкнулись с именем Дон Карвало и названием конторы «Объединенный траст», ничего не значит. Вы хоть представляете, сколько названий и имен мы используем, чтобы прикрывать свои организации и операции?
Миллер внимательно прислушивался к звукам, доносящимся из коридора. Он не мог решить, куда бежать. К двери? Или попытаться рвануть через двор и перемахнуть через стену?
— Если Роби доставлял вам столько хлопот…
— Почему мы просто не устранили его? — спросил Торн. — Потому что иметь дело с Джоном Роби и Кэтрин Шеридан — это не то же самое, что иметь дело с Маргарет Мозли, Энн Райнер, Барбарой Ли и Наташей Джойс. Есть определенные нюансы.
— Что он сделал? У него были улики? У него были материалы, которые должны были стать достоянием общественности в случае его смерти?