Красная Орхидея
Шрифт:
— Везет же некоторым, а? Мой старикан оставил мне ворох неоплаченных счетов и муниципальное жилье. И спустя две недели после похорон я получил ордер на выселение!
Он сверился с картой и дал указания водителю.
— Теперь уж мы совсем скоро узнаем, зря теряем время или нет, — проговорил он.
Снова повисло молчание. Ленгтон все крутил и крутил в руках резинку.
— Теперь налево! — рявкнул он, хотя водитель и так включил сигнал поворота.
Они проехали еще двадцать минут, миновав Петворт и промчавшись через живописную деревеньку. Там было несколько магазинов, два старинных паба,
— Чуть дальше и налево. Налево!
Шофер промолчал. Как и в прошлый раз, он и без того включил поворотник. Дорога была узкая: там едва могли разминуться две машины, даже вырулив на обочину. Они проехали почти полторы мили, миновав ведущие в поля ворота фермы и несколько домов. Дважды едва не уперлись бампером в проволочные ограждения для скота и по пути встретили множество надписей: «Осторожно! Лошади».
Наконец они добрались до старательно подстриженной живой изгороди более шести футов высотой, с несколькими брешами, сквозь которые можно было подглядеть, что внутри. Изгородь тянулась больше чем на две мили, после чего примыкала к старинной, выложенной из красного камня шестифутовой стене. Свернув на повороте, они увидели украшенный колоннами парадный въезд в поместье Мейерлинг-Холл.
Взяв левее, детективы проехали через огромные открытые ворота, но так и не увидели самого особняка. Плотная живая изгородь окаймляла подъездную аллею, что вела к более широкой, покрытой мелким гравием дороге с бордюром из белых кирпичей. Описав круг, эта дорога оказалась в тени огромных кряжистых дубов, что нависали над ней с обеих сторон и, сплетаясь ветвями, образовывали арку.
— Ох, ни фига себе! — изумился Льюис, озираясь по сторонам.
Ленгтон же и Анна в молчании устремили взгляд вперед — на собственно Мейерлинг-Холл.
Внушительное здание с грифонами, устроившимися высоко по краям крутой многоскатной крыши, из которой тянулись к небу не меньше восьми дымоходов, — это было подлинное творение архитектуры эпохи Тюдоров. От особняка до самого озера сбегали бархатные газоны, отмеченные белыми пунктирами статуй. Изящный лабиринт аккуратной, всего в фут высотой, живой изгороди окружал фонтан, в центре которого Нептун поднимал наяду под взглядами загадочных каменных созданий. Вода била высоко вверх и каскадами ниспадала к водяным лилиям, что плавали в большом круглом бассейне. По другую его сторону виднелись ухоженные цветники с кустами роз и рододендронов.
— О-о-о, это нечто! — аж присвистнул Майкл. — От въезда этой красотищи не видать. — У Льюиса отвисла челюсть от такого изобилия: перед ними словно раскрылся глянцевый разворот журнала «Дом и сад». — Тут же целый штат садовников нужен!
Между тем не было видно ни одного человека. Тишина нарушалась только мерным шумом бьющей из фонтана воды, сопровождаемым птичьим щебетом.
Они подошли к широкой парадной лестнице с мелкими каменными ступенями — на каждой ступеньке стояли кашпо с плющом и цветущими растениями. Двустворчатая деревянная дверь была оснащена массивной ручкой и старинным железным дверным молотком.
Следователи постояли мгновение, глядя вверх на богато изукрашенный фасад с несметным
Прошла почти минута, прежде чем послышались шаги и одна из тяжелых створок приоткрылась.
Открыла дверь экономка — семидесятилетняя пухленькая краснощекая женщина в фартуке. Ленгтон предъявил ей удостоверение и спросил, не мог бы он переговорить с доктором Чарльзом Виккенгемом.
— Он вас ожидает? — спросила она приятным голосом.
— Нет, но я знаю, что он дома.
Женщина кивнула и отступила назад, чтобы раскрыть дверь шире:
— Я скажу ему, что вы здесь. Сюда, пожалуйста.
Детективы прошли вслед за ней в темный, обшитый дубовыми панелями и увешанный картинами просторный коридор с желтоватым кессонированным потолком. Недалеко от входа стояли полные латы со шлемом, причем правая рука доспеха покоилась на огромной стойке для зонтиков, в которой виднелось много больших черных зонтов и несколько ярких — для гольфа. Над ними нависал массивный железный канделябр, а на дубовом столе лежали стопки книг и стояла широкая ваза со свежими цветами.
Их провели в гостиную — с низким потолком и широкими, натертыми до блеска деревянными половицами. По всей огромной комнате лежали дорогие персидские шелковые ковры. Темно-красные бархатные диваны и кресла были для удобства размещены вокруг обложенного кирпичом очага, в котором ждали своего часа аккуратно сложенные поленья. И снова вокруг было изобилие написанных маслом картин, а на рояле стояло множество фотографий в серебряных рамках. Ленгтон пошел было взглянуть на них, но, заслышав шаги, вернулся обратно.
Все трое прислушались к тому, как экономка обращается к кому-то за дверью.
— Звонила нам, во всяком случае, не она, — тихо отметила Анна. — У той женщины голос куда моложе и выговор правильный.
Она умолкла — в гостиную вошел Эдвард Виккенгем. Высокий — больше шести футов ростом, он казался очень ладным в своих джодпурах [9] , в ботинках и свитере бутылочного цвета. Волосы у него были темные, как и глаза, а щеки румяные.
— Я Эдвард Виккенгем. Вы хотели меня видеть?
9
Джодпуры —индийские бриджи для верховой езды, широкие вверху и сужающиеся книзу.
У него был глубокий аристократический голос. Он посмотрел сперва на Ленгтона, затем на Льюиса.
— Вообще-то, мы хотели видеть вашего отца. Он дома?
— Да, где-то дома. Вы не насчет этих проклятых денег за проезд платной зоны? Быть того не может! В смысле, я ж сказал, что оплачу штраф, и теперь каждый день мне кажется, что придет очередное письмо, сообщающее, что он возрос вдвое.
— Мы не по поводу проезда платной зоны. Я старший детектив-инспектор Джеймс Ленгтон. — Далее он отрекомендовал Тревис и Льюиса.