Красная роза

Миланз Анна

Внимательно проследила за тем, как она ставит на плиту кастрюлю с супом и включает на определенную температуру плитку. Красный фонарик загорается, оповещая о том, что начинается поступление энергии и через несколько минут будет совсем горячий.

— Да. — Почесала лоб, снова откусывая дольку от яблока. — Одна девочка хочет пообщаться со мной и Ким и, кажется, о чем-то спросить…

Плотно сжала губы, догадываясь, о чем все же пойдет речь, учитывая положение этой девушки вокруг свиты.

— Это хорошо, что ты смогла найти новых знакомых.

Мама удовлетворенно

улыбнулась, но потом морщинки на лбу проявились из-за хмурости на лице.

— Милая, понимаю, что сейчас не лучший момент, — оперевшись бедром об столешницу тумбочки, мама многозначно взглянула из-под бровей. Мне не показалось, что ее тревожило чувство непонимания того, что на самом деле происходит с ее дочкой. — Но мое волнение за тебя бьется ключом. За последние дни сама не своя. А тот не законченный разговор заставил мое сердце сделать большой выпад…

Не могла смотреть на нее, понимая, что все же чувствует мать, когда ребенок подавлен. Мама была в немом шоке, она не знала всю историю моей школьной жизни, так как я боялась ее реакции. Любое дитя, подвергнувшееся такой пытке, заставит мать испытать горе в виде смерти. Особенно такое…никто не сможет забыть.

Отвернулась, так как это было выше моих сил смотреть на ее грустные глаза. В них даже проскользнуло отражение серости и потери связи между нами. Глаза увлажнились от представления того, что мама плачет и умоляет меня рассказать ей обо всем.

— Я не старалась напоминать тебе об этом, не загружала лишним твою голову, но мои нервы уже не могли терпеть. Так что, — громко вздохнув, — я хочу услышать то, что ты от меня скрывала. Ты же понимаешь…

Ее голос дрогнул, из-за чего по моей щеке скатилась одинокая слеза. Я ломала своими принципами чье-то сердце, родное и близкое.

— Мамочка, — сдержала рвущийся глухой крик, — я обо всем тебе расскажу, но…чуть позже. Просто это нелегко уложить в полку, где когда-то было завершено мое обучение в школе. Нелегко принять реальность того, что со мной на самом деле произошло и снова происходит. Я…сломалась, хотя старалась быть сильной и не принимать глупости, от которых больше заплутаешь в темном лесу.

Вяло улыбнулась, аккуратно и незаметно вытерев влажные дорожки на лице. Посмотрела с уважением на женщину, которую всего девятнадцать лет назад бросили одну с ребенком, но не сдавшаяся на пути к новой жизни.

Доела до конца яблоко и подошла ближе к маме, открыв дверцы тумбы и выкинув в мусорное ведро остатки. Без промедлений обняла ее крепко-крепко, заставила почувствовать, что я рядом и с ней буду переживать наши радости и несчастья.

— Я обязательно тебе расскажу… Ты у меня одна, и я не хочу тебя терять. Я люблю тебя, мама.

Показалось, она была готова разрыдаться от моих слов, но обняла настолько сильно, чтобы не отпускать никогда. Гладила, успокаивала своими нежными прикосновениями, целовала в макушку, в щеки, в лоб, принося моему сердцу горячий огонь. Не каждый день мне приходится говорить ей такие легкие, но со смыслов слова. И сейчас я вложила всю чувственность, теплоту и искренность в сказанное. У каждого из нас есть скелеты в шкафу, и мое не без исключения.

Мы

добираемся до *** квартала за полчаса, успевая по дороге найти себе неприятности и кое-как спастись от них. Эти времени суток не очень перспективны для гуляния по городу, но интерес, подламывающий наш страх, заставил двигаться и двигаться вперед. Было уже все равно на пьяных мужиков, готовые запрыгнуть к любой бабе в трусы. Господи, что за нравы?

Мелодичный колокольчик звякнул, и теплота в помещении окутала нас с головой. Помяла плечи, ощущая, как мурашки бегут по моим ногам. На улице стоит влажность и крапает небольшой дождик, от этого кости ломит, а кровь неохотно функционирует.

Примерно за столиком, расположенный у самого бара в ряде четвертом, сидела знакомая рыжая бестия, с интересом рассматривая что-то в своем телефоне. На секунду она оторвала свой взгляд и посмотрела в сторону двери, готовая снова заняться привычным делом, но заметила нас, активно помахала рукой и подозвала к себе.

Расположилась напротив сестры Аарена, а Ким села справой стороны. На лице Грейс сверкала яркая и жизнерадостная улыбка, заряжающая любой настрой из уныния в позитив.

— Как я рада, что вы пришли! — посмотрела на каждого, после чего всецело поглотила меня своими карими, цвета кофейного зерна, глазами.

Поерзала на месте, так как ее внимательный и оценивающий взгляд был слишком сфокусирован на мне. В этот момент что-то знакомое промелькнуло в ее глазах, но не придала этому значения.

— Ты хотела о чем-то поговорить, — напомнило ей, и она несколько раз моргнула.

— Да, и эта тема, возможно, тебе не понравится…

Так и знала. Все дело в Россе.

— И тебе, Джонсон.

Я немного удивилась, когда Грейс с серьезным подходом обратилась к моей подруге.

— Грейс, — немного поникши, отозвалась Ким. В ее глазах на долю секунду пронеслась удивление, сменяющаяся на тревогу.

Подруга остановилась, боясь сказать лишнего.

— Ох, девочки, не переживайте вы так. Я не те все девочки, которые готовы посплетничать за каждым углом о вечно ходящем «мускулистым сексом» по университету, — посмеялась искристым голосом, откидывая длинные рыжие волосы через плечо на спину. Было видно, что она нервничает, но не подает вида. — Может быть, со стороны я выгляжу никак все простые смертные на земле, но по крайне мере умею ценить и уважать достоинства, мнения и скелеты в шкафу других. Не мое это — продавать своих подруг или знакомых…

Грейс была такой простой и в тоже время странной. В ней горел живой, не тронутый огонек веселья, добра, пофигизма, но все это не складывалось с ее внешним образом: черные с дырками в районе ляжек брюки, короткий топик без бретелек, на поверх надета байкерская куртка, разрисованная замысловатыми небольшими рисунками, а грим был в тоже время дерзкий и умеренно нарисованный; тонкие длинные стрелки практически чуть ли не до ушей, подчеркнутые брови карандашом, а губы накрашены оттенком «NICE FUCHSIA», — который не оценил бы в зрелом возрасте человек. Сказали бы: «Стыд и позор». Но ее это не беспокоило. Как и меня, и Ким тоже.