Красная тетрадь
Шрифт:
– Что тут случилось? Господи! Что с ней?! Кто она?!
Роза и Самсон хлопотали над Гликерией Ильиничной, которая все никак не приходила в себя. Митя сел на ступеньки и обхватил голову руками.
– Я спрашиваю: кто она такая?! – повысила голос Машенька.
– Дмитрия Михайловича Опалинского матушка, – мертвым голосом ответил муж и вдруг истово, размашисто перекрестился. – Слава тебе, Господи! Кончилось!
Рыжие, всклокоченные вихры обрамляли горящие глаза и расплющенный на стекле нос Волчонка. Грязные
Матвей быстро оценил ситуацию, вскочил и молча указал большим пальцем направо, туда, где за углом дома было открытое, прикрытое кисеей от мух и комаров окно, ведущее в маленькую, «ничью» комнату. Если Волчонок не зашел с крыльца, стало быть, к тому есть причина и дело у него тайное.
Помогая приятелю перевалить через подоконник, Матвей заглянул вниз, твердо рассчитывая увидеть еще две рыжие головы. Никого не было.
– А где Лисенок с Зайчонком? – удивленно спросил он.
– Дома остались, смотрят.
– А ты?
– Я услыхал – Мефодий в поселок едет, залез под рогожу и вот – тут я, – объяснил Волчонок. – Там у нас такое…
– Ну! Расскажи! – от нетерпения Матвей переступил ногами на месте.
– А где Соня?
– Хочешь, чтобы я позвал ее?
– Позови! Пусть послушает.
Рассказ Волчонка и впрямь оказался странным. Матвей и Соня не знали, что и думать. После окончания рассказа и весьма сбивчивого обсуждения Волчонок склонился к Матвею и что-то прошептал ему на ухо.
– Ты теперь иди, – предложил Матвей Соне. – Нам вдвоем поговорить надо.
Мальчик с тревогой смотрел на сестру: не станет ли обижаться и плакать? Но Соня не обиделась. То, что у Матвея появились с Волчонком отдельные дела, она восприняла как должное. В конце концов, она первая начала. Да и никакой уверенности, что она хочет все знать про их задумки, у Сони не было. «Меньше знаешь, крепче спишь!» – так всегда говорил остяк Алеша. Что-то в этом, несомненно, было. Хотя за Матюшу, конечно, страшно…
Подумав, Соня отправилась на кухню, к маме Вере. Вера вместе с кухаркой ставила тесто для пирогов. Пахло бузиной и свежей опарой. Несмотря на кисею на окнах, мухи вились под потолком и время от времени пикировали к кастрюле с опарой. Вера отмахивалась от них локтем. Лишь искоса взглянув на приемную дочь, она отослала кухарку под каким-то явно надуманным предлогом. После ждала, не прекращая кухонных дел, но как бы видимо освободив часть разума и внимания под то, что скажет девочка.
– К Дмитрию Михайловичу Опалинскому приехала из России мать, – сказала Соня. – А он ее не признал сначала. И она – его.
– Господи! – Вера остановилась в движении и прикрыла глаза.
(«Как будто лампу погасили,» – подумала Соня.)
Веки женщины были исчерчены коричневыми продольными морщинами, и с закрытыми глазами она казалась едва ли не на десять лет старше, чем с открытыми.
– Сначала? А что же – потом? – Вера всегда, в любом сообщении безошибочно выделяла тот элемент, который был потребен для развития сюжета.
– Потом
– Опять, значит, Марья его уговорила… – себе под нос пробормотала Вера. – Бедная, бедная старуха… Всю Россию проехать… Теперь, небось, думает, что сына и в живых-то нету… Да и не лучше ли – так то? Нужна ли ей правда?… Хотя… матери сын по-любому живой нужен. Что материнское сердце не простит?…
– Какого сына, мама Вера? – решилась встрять Соня. – Дмитрий Михайлович ведь жив и здоров вполне…
Вера испытующе посмотрела на дочь. Девочка стояла, чуть склонив на бок белокурую головку, и смотрела внимательно и серьезно.
«Выросли уж они», – с легкой печалью подумала Вера и вспомнила себя в Сонином возрасте. Пасла гусей, пекла и варила, присматривала за младшими, пока родители в поле, прибиралась в избе, ходила за скотиной. Жала, полола, копалась в огороде. Пряла, шила. Единственную куклу давно отдала сестре, сама себя дитем не считала. Да и окружающие ее люди – тоже. А Соня еще и читать-писать умеет, сто книжек прочла, и редкая из них для детского ума приспособлена…
– Я скажу тебе. Но ты обещай не болтать.
– А Матюше можно сказать?
– Сама решай… Старушка эта права, и вовсе ума не лишилась. Муж Машеньки Гордеевой – не сын ей. Да и не Опалинский он вовсе…
– Как?! А кто ж он?!… Мама Вера! – Соня умоляюще заглянула в желтые, горящие непонятным огнем глаза. – Скажи мне сейчас, иначе я сама ума лишусь!
– Сергей Алексеевич Дубравин.
Соня прижала ладони ко рту и медленно сползла на пол, осознавая услышанное. Вера смотрела на девочку с горькой усмешкой, и вполне умеренно злилась на себя за то, что из собственной прихоти взвалила на худенькие детские плечи.
«Ничего, пора им и вправду расти, – жестко решила она в конце концов. – Лучше на чужие кружева сперва поглядеть, а потом уж свои узоры навязывать…»
Опасливо косясь на Веру и ничего более не спросив, Соня вышла из кухни. Вера пожала плечами и снова вернулась к тесту.
– Ты должен со мной ехать, – утвердил Волчонок. – Я не сумею сказать. И коня надо…
– Ты думаешь, она сможет – верхом?
– Ногами точно – не сможет.
– Гречку можно взять. А еще? Воронок к себе не подпустит.