Красно Солнышко 2

Авраменко Александр Михайлович

— И что же ты знаешь?

Не успел ответить ей, как захныкал младенец, задвигался в платке, видно, разбудили его громкие голоса. Глаза открыл, и были они карими, как у всех Соколовых. А у самой Льот глазищи на пол-лица серые.

— Отвернись!

Буркнула, доставая грудь полную из рубахи, чтобы малого накормить. Дар послушался, а знахарка на ступеньку присела, прямо здесь и малышу сосок в рот сунула…

— Странный ты. Приехал, мальчишку привёз. Оставить захотел. Я, грешным делом, подумала, что твой незаконнорожденный. Да, только мальца я прочитать смогла, а тебя — словно глухая стена. Всех вокруг себя вижу, кроме тебя. Ну, зачем тебе я? Да ещё с приданным? Скажи?

— Потому

что хочу, чтобы сын мой рос с отцом. И с матерью. Насмотрелся я…

Буркнул в сторону последние слова. Но знахарка рассмеялась вдруг:

— Так ты думаешь, что та ночная утешительница — я была?

— Кому другому поверил был бы. А тебе — так скажу. Не обманешь меня. Собирай свои вещи, то, что тебе дорого. Уезжаем мы завтра.

— Тогда и ищи свою усладу!

Дар злиться начал. Шагнул к ней, навис тучей:

— Сказано тебе собираться?! Так слушай мужчину, женщина! Или мне тебя силой волочь? Я и такое смогу!

— Да как ты…

Едва не подпрыгнула, но тут мальчишка от груди отвалился, причмокнул, потом хрюкнул, срыгивая воздух, снова задремал. Поднялась молодая мать, вошла в дом, уложила осторожно сына в колыбель резную, поправила одеялко лоскутное поверх пелёнки. Потом развернулась, а Дар уже за ней стоит. Словно призрак прокрался следом, бесшумно. Отшатнулась норвежка от неожиданности, да тут сгребли её в охапку, и в губы поцелуем злым впились… Только быстро то касание губ стало добрым и ласковым. Наконец, как задохнулись оба, отпустил деву воин, качнуло её, да парень успел подхватить, усадить на кровать, что рядом с колыбелью стояла. А там… Хвала Троице — спит сын крепким сном, иначе бы отец с матерью своей любовью его бы точно разбудили. Изголодались оба друг по дружке несказанно…

— Как понял, что то — я была?

Коснулся полной груди, бережно, чтобы не потревожить, разгладил нахмурившийся лобик. Потом всё же пояснил:

— Сердцем понял. А когда сын глаза открыл — уверился окончательно. Лишь у нас в роду такие есть. От прапрапрабабки меднокожей достались.

Льот порывисто приподнялась на локте:

— Зачем мы тебе? Живи своей жизнью, будешь нас навещать, когда тебе вздумается…

— Не майся ты. Сказано — собирай вещи? Значит, собирай. Не позволю я, чтобы мой сын при живом отце сиротой рос, ясно?

— Но… Куда? Свен говорил, что ты из Славгорода?

— Верно говорил. Там я службу несу. В Приказе Тайном.

Шевельнулась дева, прижалась крепче к супругу своему:

— В Тайном? Потому я тебя и счесть не смогла? Там сильные Знающие…

Едва заметно улыбнулся парень в темноте — в землянке то куда темней, чем в домике гостевом старшины Нордлинга:

— Угадала, Светлая. Но не бойся — я своему слову хозяин. Не обижу тебя. Ничем. И родственники мои в сторону твою косо не посмотрят. Обещаю. Дом у меня в граде имеется, и жалованьем я не обижен. Так что будешь жить, да сына нашего воспитывать. И не одного, надеюсь.

Покраснела Льот так, что даже в темноте видно стало. А тут и сынок голос подал, проснулся, закряхтел. Ахнула мать молодая, рванулась, да отец быстрее оказался, выхватил мальчишку из колыбели, деве подал. Ещё раз, уже лишний, убедился, что его то ребёнок. Потому что сразу ощутил родство своё и общность души с младенцем… Уже темнеть начало, когда въехал на подворье Свена вместе с Льот, сидящей впереди него, и с ребёнком. Норг глянул на них, да рот открыл от изумления, только в затылке почесал. А парень с коня спрыгнул, поклонился ему:

— У супруги моей родителей нет, как я знаю. Будь ей посаженным отцом, старшина.

Тот помолчал-помолчал, потом рукой воздух рубанул:

— Значит, вот кто отец ребёнка её? То-то гляжу глаза у вас одинаковые… Забираешь

их?

Кивнул парень в ответ:

— Забираю.

Покряхтел старшина, покряхтел, потом буркнул:

— Свадьбу где играть будете?

— В Славгороде. Родня у меня там, да дом. Приезжай в гости. Всегда рады будем. Спросишь Дара Соколова в Тайном Приказе — покажут дорогу.

Кивнул бывший викинг, а ныне рыбак знаменитый, в знак согласия, потом расплылся в улыбке:

— Счастья вам, да деток побольше, совет, да любовь, словом…

Почивать их на этот раз положили в горнице второго этажа. Вместе. Без вопросов. Ну а утром, все четверо, вместе с Марком, загрузились на двулодник купеческий, да двинулись в Славгород. В пути, естественно, не до утех любовных было. А как пристал корабль к Торжку Старому, Дар на Подворье княжье двинулся вместе с семьёй. Подивилась Льот хоромам роскошным — она в других местах кроме Нордлинга и не бывала то нигде. А тут — град такой огромный… Потом на повозку посадил всех, да в путь тронулись. На колёсах — не на коне горячем. Да и куда матери с младенцем грудным вскачь нестись? А тут едешь себе неспешно по ровной, вымощенной тёсаным камнем дороге, чуть поскрипывают колёса на оси, похрапывают лошади изредка. На станциях можно и в баню сходить, и горячего поесть, и лекари там имеются, словом, что надо, то и найдёшь. Пелёнки кончились? Покупай ткань мягкую в лавке любой. Чего-то особо вкусного захотелось? Продавцов навалом. А Льот так на людей смотрела — ей всё интересно! Почитай, новый мир открыла! И меднокожие, и инки, славы чистые и смешанных кровей, и иннуиты, и даже луры. Настоящий котёл, в котором народ новый выковывается, единый… Приблизились к Славгороду, молодая мама рот открыла от изумления — не видала она подобной красоты в жизни, раскинулся град величественный, куда глаза видят. На самой вершине, на холме огромном — Детинец, где князь со своей супругой живёт, Троицей Жизни благословлённые. Смотрит дева по сторонам, рот приоткрыв от изумления, а Дар весело — что то она скажет, когда узнает, чьей женой стала. Пусть пока и не водимой. Но скоро уже законной… Поднялась повозка к Детинцу, заволновалась норвежка, заёрзала… В открытые ворота втащила возок пара гнедая, стала. Гридни Дару приветствие воинское отдали, кулаками себя в грудь, закованную в сталь, грохнув. Спрыгнул парень с облучка, помог Льот на землю сойти, сына принял. Знахарка к нему прижалась испуганно — поняла, куда попала. А он её за руку взял, повёл. Та молчит, но дрожать начинает… Прошли по лестницам, поднялись на этаж второй, вновь по переходам и коридорам. Благо сынок спит крепко на руках отцовых…

Двери открыл в покои — ахнула знахарка. А парень младенца в колыбель, что уже дожидается, бережно уложил, тот и не проснулся даже. Обернулся к застывшей неподвижно жене:

— Чего ты? Вот наш дом новый. Здесь теперь жить будем. Привыкай.

А она смотрит на него в упор своими глазами на половину лица, губы в ниточку зло сжались:

— Кто ты, Дар Соколов? Ответь честно.

— Брат он мой, младший.

Сзади голос Добрыни раздался. Стоит он у входа в покои, рядом — Ольми с сынком своим на руках. Обернулась на голос незнакомый знахарка, да вздрогнула. И… Инка тоже… Словно коса на камень нашла.

— А… Вы?

— Льот меня зовут, из рода Свандербергов. Простая я женщина подлого сословия… Ничего не знаю, ничего не умею.

Да тут Ольми вперёд вышла, посмотрела на родственницу новоиспечённую, потом на деверя, качнула головкой красоты невиданной, восхищённо языком цокнула:

— Удивил ты меня, младший брат моего мужа. Ой, как удивил. Как нашёл ты жемчужину такую редкую?

Улыбнулся Дар:

— Да не я. То она меня выбрала. Ну а я об этом не жалею.