Красное, белое и серо-буро-малиновое
Шрифт:
При этом Кузькин всегда ссылался на Карла Маркса, первую книгу «Капитала» которого он притащил с собой. Поскольку он прочитал только первые двадцать страниц, то цитаты сыпались из введения и нескольких страниц первой главы. Например, на предложение одного крестьянского депутата поделить всю землю поровну ответил:
– Это, конечно, предложение. Фу ты – ну ты! Но ведь Маркс писал так: «Фигуры капиталиста и земельного собственника я рисую далеко не в розовом свете». Как бы и вашу фигуру, товарищ делегат, не пришлось бы нарисовать в розовом свете! Не всё так просто – взять и разделить! Присаживайтесь пока. Кто следующий?
В обширном кабинете
– Теперь, когда мы все в сборе и товарищ Зойка Три Стакана с нами, мы должны решительно решить вопрос о власти! Предлагаю с помощью солдат немедленно перестрелять всех бывших городовых и полицейских, дворян и буржуев, а также всех попов и ветеринаров.
Год назад у Живоглоцкого, когда он был помещён в воронежский госпиталь и познакомился в Воронеже с одной симпатичной девушкой с твёрдым намерением жениться на ней, ему всё обломилось – она вышла замуж за ветеринара, даже не сообщив об этом Живоглоцкому.
– Попы и полицейские потом. Прежде всего, – возразила Зойка Три Стакана, – нам надо создать Штаб революции и определить, кто и чем будет заниматься в Штабе.
Все согласились с тем, что прежде, чем перестрелять всех, в том числе и ветеринаров, надо сначала создать Штаб революции. Всё время, пока обсуждались кандидатуры и должности Штаба, Зойка Три Стакана время от времени оглядывалась на дверь, словно ожидая кого-то. Однажды дверь открылась и в дверной проём, стараясь никому не мешать, бочком вошёл Железин. Поскольку все ключевые должности были к этому моменту уже разобраны, Железину досталась роль ответственного секретаря Штаба. А он и не возражал – чем меньше ответственности, тем лучше! Мало ли что? Ответственный секретарь – это минимум ответственности!
Пока в Глупове события опережали ход истории, в деревне Отлив матрос Камень готовился к сватовству к Танюшке. Он сидел на лавочке невдалеке от избы Танюши и получал от неё наставления о том, как разговаривать с её родителями, когда пойдёт свататься, кому поклониться и как, но пробегавшая мимо соседка подскочила к ним и сообщила о том:
– что в Глупове милиционеры под руководством Зойки Три Стакана захватили Ани-Анимикусова, а Хренский в ответ вводит в Глупов полк казаков и
– что казаки рубят головы всем подряд, не разбирая и не глядя, а просто рубят и всё тут и
– что солдаты объединились с жителями города и ловят всех казаков, которых не так-то просто поймать, поскольку они рубят, и
– что владыка Аверкий составляет список ветеринаров, чтобы предать их анафеме, поскольку те наслали мор на скотину, почему казаки и стали всех подряд рубить, и…
и тут Камень не выдержал.
Сославшись на необходимость сходить «до ветру», он огородами спустился к Грязнушке и берегом, по камышу и илу добрался до шалаша. В шалаше он нашёл свою матросскую форму, аккуратно разложенную и заштопанную Зойкиной рукой. Быстро скинув мужицкую одежду, он надел форму и бегом вдоль железнодорожного полотна направился в Глупов. Танька так и осталась сидеть на лавке, поджидая, когда же вернётся с огорода любимый котик… Эх! Горькая женская доля!
В Штабе революции вовсю кипела работа по взятию власти в руки Совета. Поскольку Зойка Три Стакана всё ещё числилась в розыске, то по совету товарищей по Штабу ей строжайше было запрещено появляться на людях. А вдруг в здание Совета вломятся головорезы под руководством Митрофана? Поэтому она была помещена в отдельную малоизвестную комнату и ходила по ней из угла в угол. Связь между ней и остальными членами штаба по старой памяти осуществлял Закусарин.
А вот Живоглоцкий, не находящийся в розыске, в своём кабинете принимал многочисленных посетителей и решал, кто из них возьмёт телеграф, телефон, почту и т. д. Быстро сообразившие выгодность момента, некоторые купцы, сбрив бороды и переодевшись в простые одежды, прикинулись малограмотными грузчиками и получили от Живоглоцкого комиссарские мандаты и приказ на захват и охрану государственных складов с продовольствием. Живоглоцкий руководил восстанием и был весьма доволен этим. Надо сказать, что это у него получалось хорошо.
Каждый комиссар, выходя из кабинета Живоглоцкого, окидывал взором толпы снующих по коридорам личностей и набирал себе помощников из тех, кто понравился.
Довольно быстро все учреждения оказались в руках Совета. Происходило это мирно и спокойно. Заходит, например, в приёмную к управляющему железных дорог такой комиссар с вооружёнными милиционерами и солдатами, и предъявляет управляющему молча мандат. Управляющий прочитает его и скажет комиссару:
– Да вы, голубчик, не стесняйтесь. Пойдёмте, я покажу вам место, где вы можете отлично поработать комиссаром. – И отводит его и его сопровождающих в буфет управления. – Вот тут вам, голубчик, и чаю подадут, и бутерброды, и я недалеко. Так что если что нужно, то не стесняйтесь, обращайтесь!
Комиссар отправлял одного из своих с рапортом к Живоглоцкому о том, что управление взято под контроль, после чего садился за стол в буфете и начинал пить чай в ожидании дальнейших приказов от Живоглоцкого. На бутерброды чаще всего денег не было, а буфетчик категорически отказывался давать бутерброды в долг, даже под честное пролетарское слово.
Щупальца Совета охватили, таким образом, весь Глупов, но единственное, на что Живоглоцкий никак не мог решиться, – это арестовать членов Временного комитета. И вообще, арестовывать кого-нибудь он не велел и сам этого очень боялся, поскольку такое насилие по законам военного времени могло тянуть на расстрел, чего он и не хотел. А те шалости с назначением комиссаров, которые он осуществлял – в худшем случае грозили ссылкой в Сибирь, где Живоглоцкий уже побывал и вовсе этого не боялся.
Зойка Три Стакана позвала его и ближайших соратников на совещание, где поставила одно-единственное задание: арестовать Хренского и весь Временный комитет. Совещание сразу же зашло в тупик. На вопрос о том, кто будет штурмовать здание Временного комитета и арестует комитетчиков, ответа не было. Живоглоцкий не мог – он руководил восстанием. Зойка Три Стакана находилась в розыске. Железин писал протоколы. Кузькин вёл с Ситцевым-Вражеком заседание съезда Совета. Надёжные матросы и большевики все были заняты тем, что пили чай в буфетах банков, почт, телеграфа и т. д., куда они были назначены комиссарами.
– Кто? Кто арестует временный комитет? – в раздражении стукнув кулаком по столу, воскликнула Зойка Три Стакана.
– Я! – раздался зычный бас, и в кабинет ввалился запыхавшийся и весь взмокший от быстрого бега матрос Камень. – Я их арестую!
Зойка Три Стакана, хотя и очень хотела съязвить что-нибудь по поводу оставленной невесты и юбки, за которую Камню следовало держаться, сдержала себя и сказала, глядя на собравшихся членов штаба:
– Ну что, товарищи, поручим это дело товарищу Камню? Есть возражения?